Экипажи готовить надо

Не успели девушки расположиться вокруг Ивана, не успел он им растолковать, что они «левые», что у противоположной стенки «правые», а там — «золотая середина», как вот оно и начальство, а с ним и комиссия. Князев, Юрий Павлович, председатель завкома, еще какая-то женщина, наверное, из парткома, секретарь комитета комсомола, тот самый белобрысый Кеша, который сагитировал Ивана поехать в лагерь, — в таком порядке уселись они за стол, накрытый красным.

В зале стихли разговоры.

— У нас, товарищи, на повестке дня один очень серьезный вопрос, — сказал Василий Васильевич. — Дело касается вожатого третьего отряда Кувшинникова Ивана Ильича.

И сразу головы стали оборачиваться в сторону Ивана: что это значит? Вон оно что! Наконец-то! Ой, как интересно! Ну, что я говорила!..

И встревоженные лица: у Ирины, у Тани, у Зоеньки.

— Слушайте, — шепнул им Иван, — и главное — выдержка.

— …товарищ Кувшинников ведет себя, я бы сказал, совсем не так, как подобает пионервожатому, комсомольцу, которому доверили такое ответственное дело, как воспитание…

Тут Иван встретился взглядом с секретарем Кешей, и тот, прищурив один глаз, сморщился — вот, мол, брат, дела-то какие…

— …Вместо того, чтобы выполнять план мероприятий, утвержденный завкомом, бюро комитета комсомола и партийным бюро, он заявил еще в начале сезона, что план этот, видите ли, его не устраивает. Ну, хорошо, наш план, допустим, плох, а что же предлагает Кувшинников, какое новаторство у него? Да такое, товарищи, что свой отряд он превратил в банду Махно! Ему ничего не стоит поднять детей среди ночи, вести их, понимаете, куда-то в лес, дети не высыпаются, не отдыхают как следует, нарушается распорядок дня. Это привело к ухудшению дисциплины во всем лагере. Дети, товарищи, они ведь дети: раз, мол, третий отряд безобразничает, то почему же нам нельзя?.. Не раз указывали мы товарищу Кувшинникову на это, но где там! Что значат для него советы старших товарищей? Он сам все знает, а в лагере, между прочим, впервые… На отряде работает еще Анна Петровна, всеми уважаемый опытный педагог. Так что вы думаете? Вместо того, чтобы учиться, набираться ума-разума у нее, товарищ Кувшинников стал игнорировать Анну Петровну вообще и фактически устранил ее от участия в жизни отряда! Я думаю, Анна Петровна сама здесь выступит и скажет… — Поклон в сторону Анны Петровны.

«Да уж наверняка скажет…»

— …Туристический поход, товарищи, дело хорошее, — продолжал Василий Васильевич, — но ведь Кувшинников затеял не поход, а что-то страшное. Он повел сорок ребят, товарищи, в лес на трое суток без продуктов. Совершенно! На подножный корм, как он выразился…

Представительница парткома, женщина со строгим умным лицом, что-то спросила у старшего вожатого, тот указал глазами в сторону Ивана, и она тоже внимательно посмотрела на Ивана.

— …Я не давал разрешения на этот поход. Но для Кувшиниикова, товарищи, закон не писан, у него ведь партизанские, в кавычках, методы. Он тайно увел ребят! Без необходимой врачебной комиссии, без разрешения, без продуктов. И уж никакого права не имел он брать в поход пионерку Иванову. Ребенок, понимаете, больной, на особом режиме, да вот здесь сидит врач, он скажет… И что же, товарищи, в результате? Дети пришли изможденные, исцарапанные, оборванные, в коростах! На взвешивании оказалось, что все они, в среднем, потеряли по два килограмма. Что нам родители-то скажут, товарищ Кувшинников? Дети их в лагере, чтобы отдохнуть, набраться сил, прибавить в весе. Наш отчет перед завкомом, перед родителями должен быть конкретным, в цифрах, если хотите: было столько-то, стало столько-то! Да нас сразу же спросят: что вы там делали с нашими детьми?

— Обязательно спросят! — громко и сердито подтвердил председатель завкома, пожилой озабоченный человек.

— Что они там делали с пионерами, — сказал Князев, — доложит физрук лагеря Эдуард Николаевич, он был в походе…

— Это кошмар, не поход! — поднялся Филимонов. — Целый день с утра до ночи несчастных ребятишек тащили по таким оврагам, где и взрослый-то мог шею сломать, руку, что угодно…

— Но ведь никто ничего не сломал? — заметила Таня Рублева.

Начальник лагеря протестующе поднял руку, а Филимонов продолжал:

— Так этого мало! Через один овраг Кувшинников протянул веревку и заставил всех по ней перелазить. Высота, наверное, метров десять была, ей-богу! А зачем, встает вопрос? По бревнам можно было. Наложили бы бревен и перешли. Я хотел было так и сделать, так Кувшинников — даже вспомнить страшно — чуть не зарубил меня топором…

— И правильно бы сделал! — вполголоса, но настолько громко, что все услышали, сказала Ирина.

Педсовет оживился, «мальчики-безобразники» повеселели.

— …Не дам, говорит, деревья рубить!.. А что там! От па́ры лесин, я думаю, леса́ бы не поредели, вон они какие здесь!

— Вот за одни такие рассуждения надо под суд отдавать! — не выдержал Иван.

Снова головы стали поворачиваться в его сторону, снова последовал протестующий жест начальника лагеря, и Иван приказал себе молчать, пусть хоть на части режут.