Экипажи готовить надо

— …Дальше, — продолжал Филимонов. — Ребятишки целый день на солнце, разгорячились, он разрешил им купаться в омуте. Глубь, холодина, глядеть страшно, ну, омут, ясное дело! Разрешил. Я стал было возражать, но Кувшинников — в бутылку, я, говорит, начальник похода, и я отвечаю за все. Ложились под утро, ребятишки не высыпались, Кувшинникову, вишь ли, побасенки надо было им рассказывать. Да такие, что и понять-то ничего нельзя, все про высшие материи…

— В школу надо ходить, — заметила Таня.

— Товарищи, я попрошу не перебивать оратора, — сказал председатель завкома, — это педсовет, и давайте по порядку…

— …И еще, — продолжал Филимонов. — Решили сплавляться на плотах. Ну, вообще, слов нет! Плоты эти разбивались о камни, ребятишки падали в воду и на эти камни, и, ну, случайно, совершенно случайно все остались живы!.. А чем питались? Корнями, камышом, как скотина какая!

Кеша удивленно и вопросительно поглядел на Ивана.

— …Правда, потом, — невнятно пробормотал Филимонов, — была еще рыба… так все равно, разве это еда? Ребятишки на воздухе, проработаются — а без мясного! Вот они и похудели, ясное дело! — Филимонов сел и утерся платком.

— Можно, я скажу? — поднялась было Ирина.

— Минуточку! — сказал Князев. — Я еще не кончил, я только о походе попросил рассказать Эдуарда Николаевича, как очевидца… Не успели, товарищи, дети отдохнуть после изнурительного похода, как Кувшинников придумал для них новое истязание. Он, опять же без моего ведома, поднял ночью четыре отряда и увел их в лес искать «огневые точки», как выяснилось позже. Ведь это только додуматься надо, товарищи! Ночь, темень, глаз коли, леса, на десятки километров страшенные леса, и… послать туда девчонок одиннадцати-двенадцати лет! Это, товарищи, не укладывается в голове. Я прожил, считай, полсотни лет, я многое повидал на своем веку, но такого сумасбродства… — Василий Васильевич покрутил головой, не находя слов.

И все члены комиссии, судя по их лицам, были шокированы, переглядывались, перешептывались. Князев же, воодушевившись, резал:

— И вот, товарищи, результат: девочка из отряда товарища Петухова повредила себе ногу! Целую ночь и половину дня дети были в лесу одни, голодные, напуганные, и выносили на себе эту девочку… Я не знаю, что скажет врач, но, по-моему, ребенка обязательно надо на рентген. Ведь может случиться, товарищи, что девочка на всю жизнь останется калекой! Эт-то, товарищ Кувшинников, подсудное дело!

— Да-а, — только и смог произнести председатель завкома.

— …Я, может быть, виноват, — печальным голосом говорил, между тем, Князев, — что долгое время терпимо относился к проделкам Кувшинникова. Человек, думаю, молодой, многого еще не понимает, к тому же слесарь из цеха, с таким сложным делом, как воспитание, не знаком… Но, товарищи, гляжу — дальше больше! Дошло до того, что с пионерами не стало никакого сладу, вожатые подтвердят… Кувшинников буквально разлагает лагерь! И эта последняя его проделка показала, что человек распоясался вконец. Я, товарищи, считаю, что терпеть Кувшинникова в лагере, закрывать глаза на эту распоясанность, мы с вами не имеем права! — Князев сел в негодовании и расстройстве.

Сразу многие запросили слова, сразу несколько рук потянулось вверх.

— Я думаю, — поднялась тогда представительница парткома, — что вначале пусть выскажутся товарищи, упомянутые Василием Васильевичем, чтобы мы имели, так сказать, полную ясность с одной стороны…

Лагерный врач заявил, что у него весьма серьезные претензии к вожатому третьего отряда. Да, перед походом каждый пионер должен пройти медосмотр, да, после похода все пионеры третьего отряда потеряли в весе, да, на коже у них было много болячек, да, девочка из отряда Петухова лежит сейчас в изоляторе и не может ступить на ногу, да, нарушений режима больше всего было у третьего отряда…

Музыкальный руководитель и массовик в голос пожаловались, что с третьим отрядом не могли заниматься по той простой причине, что отряда никогда не было на месте.

Баба-яга, слепя всех своей красотой, подтвердила, что с пионерами нет никакого сладу, так как они тычут в глаза: а вон, мол, в третьем-то отряде…

И еще двое вожатых выступили: да, они измучились, да, третий отряд разлагающе действует на их отряды…

— Можно, наконец, сказать? — снова спросила Ирина.

— Минуточку! — засуетился Князев и торопливо повторил: — Минуточку. Я еще, товарищи, с глубоким сожалением должен сказать, что и в моральном отношении товарищ Кувшинников не совсем подходит к роли вожатого… Мне, поймите, нелегко говорить, поскольку происходит это в моем лагере. Но правду надо любить, от фактов никуда не денешься. Кувшинников, товарищи, может себе позволить и такое… он может, например, провести ночь у одной из вожатых… В палате, товарищи, где спят дети!

Гулом наполнилась столовая.

— …Это страшно, это ни в какие рамки не укладывается! Я не хочу здесь называть имя этой, хм, девушки, не о ней разговор, но судите сами, как человек может воспитывать детей, если… — Князев в бессилии развел руками.