Эклектика (СИ)

Заглянувшая служанка мгновенно залилась румянцем при его виде. Михаэль выжидающе поднял бровь. Обычная девчонка с обвязанными вокруг головы рыжими косами и миленьким личиком. Некрасивых в замок не берут — зачем огорчать правительницу? И кронпринца, падкого на прелестных женщин. Смешно, ведь многие не понимают: независимый характер соблазняет сильнее, его приятно сломать. Обольстительные фигурки входят в набор для одной ночи. И когда позади тысячи и тысячи ночей…

— Пришла еще одна фея из Каалем-сум… и… вам пришла фея из Верберга… принц.

— Хорошо, — ответил тот с прохладой. Глупая фея должна была подлететь к окну спальни, а вместо этого заявилась в общее селение. Теперь весь замок знает, что Михаэлю Аустену пришло письмо от Эрродана Ленроя. Слухи распространяются быстро, часто не успеваешь их пресекать. Приходится казнить без долгих расследований. Такова современная империя, которую он построил сам. Империя — отражение характера хайлендского кронпринца, империя — отражение настроений всего мира. Расколотая, холодная, жестокая и, как ни прискорбно, бездушная. В ней не осталось места прошлой детской наивности, безоговорочной любви к создателю и молчанию.

Михаэль взял в руки сложенную вчетверо бумажку, перевязанную почтовой алой лентой. Да, педантично-четкий почерк Ленроя-старшего сложно не узнать. Особенно аккуратно он писал цифры.

Отвернувшись от служанки, продолжавшей смирно стоять в дверном проеме, кронпринц прошагал к окну.

Ленрой, извиняясь через строчку, писал, что полную мобилизацию провести не удалось. Десница непривычно пристально наблюдала за городом через шпионов. Наблюдала и Мару. Получилось только оптимизировать производство оружия и защиты, предупредить командиров. Кроме того, леди Сёршу потребовала доклад о бюджете, особенно просила уделить внимание налогам и военной сфере. Было бы опасно продолжать мобилизацию, писал Эрродан, снова извиняясь.

Михаэля захлестнула волна подозрения. Если Ленрой так открыто рассказывает о действиях Сёршу, почему бы Эрродану не делать то же самое о действиях самого Михаэля? Тем более, из головы не выходил маленький заговор Мару и эльфийского владыки за его спиной. Тьма дери, почему они вдруг решили, что могут распоряжаться судьбой его дочери?

— Передать императрице лично в руки, — негромко произнес кронпринц, вытаскивая из ящика стола писчую бумагу и перьевую ручку. — Не говори вслух, от кого оно, я подпишу. Как можно скорее передай, — чиркнув пару слов об эльфийском городе и неуплате налогов, он сложил бумагу. — Постарайся не встречать леди Мару. Поняла?

Девушка послушно приняла в руки записку.

— Завтра в три.

Служанка подняла глаза на него, стоящего буквально в паре сантиметров. Михаэль не удосужился даже закутаться в полотенце. Он не находил причин для стеснения. Глупо и странно считать себя небезупречным, находясь в родственных связях с богами. Единственный изъян нынешнего кронпринца империи, как и всех предыдущих, заключался в характере.

— Простите…

— Приходишь сюда завтра в три, — повторил он. — Уходи.

Апартаменты снова опустели, освободив голову от ненужных мыслей.

«Шестьдесят шесть миллионов из Верберга, — принялся считать Михаэль. — Около восьмидесяти из Аливьен-иссе и окрестностей. На Каалем-сум можно не рассчитывать. Я спасу от жизни сто сорок шесть миллионов смертных… и себя». А стрелка часов, между тем, уже касалась времени обеда в зале леди Астреи. «Мару прочтет мысли этой дуры обязательно, — думал кронпринц, спешно расчесывая волосы, которые уже успели высохнуть от невыносимой жары столицы. — А дура будет думать только о завтрашней встрече. Про письмо даже не вспомнит, пока не увидит Астрею. Все получится».

Да, все обязано получиться. Осталась лишь пара штрихов. Для правдоподобия можно даже обмолвиться о возможной войне — Астрея все равно не воспримет слова всерьез, и тем неприятнее для нее будет первая битва.

Белая рубашка приятно холодила тело. Пиджак он застегнул на одну пуговицу из двух — как положено по этикету. Ловко завязав любимый красный галстук на шее, Михаэль вышел из спальни и направился наверх, к обеденной зале.

Рассуждай объективно. Не давай эмоциям принимать неверных решений. Он прожил слишком много и знал, что большинство вещей на свете не имеет смысла. Все имеет конец, разница лишь в том, когда и при каких обстоятельствах он придет. И Михаэль с содроганием понимал, что заслужит на похоронах скорее овации, чем искренние слезы, а вырубленный мечами общественный строй развеется по ветру, не успеют опустить гроб. Он не мог этого допустить. И, говоря искренне, второе занимало сильнее первого.