— Террористическая религиозная группировка, — ответил Ригель из угла. По комнате бродила странная смесь запахов: алкоголя, цветов, листвы и моря.
— Фанатики, — перевела Селеста.
— Обычным про них не говорят, — сказал лорд Вэйрон, целуя эльфийку в ушко. — Зачем беспокойства? Они грабят торговые пути, пытаются разрушить храмы, города. Верят в какую-то Тринадцатую звезду. Идиоты. Кто верит в эти звезды?
— Я пробыл в храме семь лет, — заявил Ригель, — и могу заверить — никто.
— Мы сюда пришли политику обсуждать или веселиться? — раздраженно произнесла Селеста Ленрой.
Ее слова послужили командой к шумным действиям, и наступил хаос. В уши Йонсу, оглушая, ударила волна музыки, в открывшиеся двери хлынули люди, человек двадцать: танцовщицы, танцоры, официантки, пажи… Живое море тел двигалось, шумело и перетекало с места на место. Опустошив второй бокал, Ливэйг с удивлением обнаружила, что у нее кружится голова. Лица смешались; музыка утихла, словно накрытая толстым пологом. Йонсу блуждала взглядом по окружающему пространству, с интересом разглядывая спальню, которая сейчас больше напоминала танцпол. Спэйси затянуло в гущу девушек; Ригель погряз в пряно пахнущем дыму. Слева от нее началась какая-то возня между Селестой и лордом Вэйроном: Йонсу даже не сообразила, что они делают. Кто-то любезно раз за разом подливал ей в бокал туманящий сознание напиток.
Голова у Йонсу окончательно пошла кругом. Бокал она усилием воли смогла поставить на прикроватную тумбочку и, подобно леди Селесте, чье платье уже загадочным образом успело расстаться с хозяйкой, расслабленно откинулась на кровать. Потолок плыл. Ливэйг чудилось, что ее крутит на какой-то адской карусели. Стоило закрыть глаза, как карусель начинала новый сумасшедший оборот, стоило открыть — мир возвращался на место и медленно покачивался, как на волнах. Йонсу даже опустила ногу на пол — вдруг кровать и в правду понесло по водам реки? Тупо уставившись в вездесущую хрустальную люстру, горевшую на потолке, Ливэйг ни о чем не думала. Любая мысль разбивалась о стену алкоголя, гасившего способности рассуждать здраво. Любое ощущение, кроме ощущения тошноты — тоже. Слева что-то происходило, слышались звуки шумной возни и сопения, но Йонсу даже не стала поворачивать голову, чтобы полюбопытствовать — ее это не интересовало.
Хотелось спать.
Последним событием, отпечатавшимся в памяти, стал скрип двери.
========== Глава 11 Бледный принц ==========
16 число месяца Альдебарана,
кронпринц Михаэль Пауль Джулиан Аустен
Эльтаис Аустен. Основатель Хайленда, человек, чьей магией отстроен северный замок, завоеваны земли от западного побережья до восточных гор. Убийца, заставивший коренные народы долины Сёльвы зарыться в земли, отправиться в пустыни и продать свободу Королю. Похоронен в морской пучине. Никем не забыт. Тени его поступков очерняют силу империи даже сейчас. Михаэль — его внук, но о том напоминают только острые скулы и вены цвета серебра.
Нёрлэй Аустен. Отец. Тот, чья рука едва не размозжила череп будущей супруги о лед, тот, из-за кого мать Михаэля осталась психически больной. Прародитель всех городов долины, завоеватель Аланды, Мёрланда, человек, поставивший на колени Верберг… Похоронен в морской пучине. Никем не забыт. Нёрлэй Аустен пролил слишком много крови, чтобы уйти без осуждений.
И он — тоже.
Михаэль опаздывал, обед начинался через десять-пятнадцать минут, но кронпринца это мало волновало. Астрея простит единственного наследника, чье серебро испорчено столь мало. Например, Китти Вилариас, родственницу в одиннадцатом поколении, правительница считала наследницей только формально. Теперь Китти лишилась и этого звания: после отказа своенравной девицы выходить замуж Астрея сослала родственницу в храм — подальше от Кестрель. Кэтрин Аустен не сможет родить из-за собственной силы. Сэрайз слишком молода. Да, пока Михаэль — единственный наследник. С него сдувались пылинки и из него же выбивалась непокорность — одновременно. Если бы Астрея понимала людей чуть более, то обманчивая молчаливость Михаэля раскрылась бы давно.
Он коснулся выключателя и вышел из ванной комнаты, по пути вытираясь полотенцем. Апартаменты пустовали — собственно, как обычно. Забежавшая на минуту служанка осмелилась положить лишь свежевыстиранный и выглаженный костюм. Михаэль оценивающе скользнул взглядом по нему. По какой-то причине сегодня принесли черный, хотя принц предпочитал серые, белые и изредка синие. Этот костюм, однако, был хорош. Золотые начищенные пуговицы сияли, как маленькие солнца.
В дверь постучали. Михаэль бросил изучать пуговицы. Кажется, золото вербергское…
— Да?