Эклиптика

Дверь была где-то очень далеко. Бежать я не могла. В груди все сжалось. Я повернула ручку, выглянула в коридор. Яркий свет. Все чисто. Выйдя из кабинета, я долго возилась с замком. Медный ключ – прежде такой юркий – больше не подходил. И тут я вспомнила: серебряный ключ, серебряный. Заперев дверь, я побежала к лестнице. Вдруг кто-то показался на нижних ступенях. Я схватилась за деревянную рейку на стене. Подошвы пискнули о паркет. Я чуть не сшибла картину, она закачалась, но не упала.

Гюльджан несла директору завтрак на подносе: апельсиновый сок, ломтики поджаренного хлеба и два вареных яйца. Когда она заметила меня, ее руки дрогнули. Сок в стакане всколыхнулся. Мы молча уставились друг на друга. Глаза у нее стали огромными, как у кролика, забегали, заморгали. Я сложила ладони вместе и одними губами произнесла: “Пожалуйста!” Она выдохнула и мрачно кивнула. Я прошла мимо и спустилась по лестнице, чувствуя, будто в животе у меня развели костер и плеснули туда скипидара.

* * *

Завтрак стал третьим по счету приемом пищи, который я пропустила, и ближе к полудню в мастерскую постучалась Маккинни. Она вызволила меня из самых темных глубин сна – из кошмара, какие рождаются от изнурения, вырывают с корнем твои страхи и трясут ими над тобой, посыпая землей твою душу. Лавка мясника, пол в крови, ведро со шваброй – я бы многое отдала, чтобы никогда больше этого не видеть.

– Нелл, скоро обед. Ты там? (Ставни все еще были закрыты, шторы прибиты к оконной раме. На двери торчали полоски клейкой ленты.) Я захожу.

Она толкнула дверь.

Я лежала на диване под грудой одеял. Утром у меня не было сил топить печку, и я дрожала, пока не провалилась в сон.

Мак смерила меня взглядом.

– У тебя есть кровать. Рекомендую попробовать. – Затем, при виде беспорядка в комнате: – Господи! Ты снова пишешь?

– Я потрясена не меньше твоего. – Я села в постели и сонно огляделась. Прислоненная к стене картина была завешена простыней. – Но я еще не закончила.

Мак набрала воды в графин.

– Мы думали, ты нас игнорируешь, а ты, оказывается, вот куда пропала. Мне даже в голову не пришло… Ну, ты понимаешь. – Чистые чашки закончились, и она протянула мне графин. Я жадно припала губами к горлышку, вода потекла по подбородку и на рубашку. – Так что это было, – продолжала она, – удар молнии или случайность?

– Не знаю. И то и другое.

– Если к тебе и правда вернулась муза, не прячь ее. Нам всем нужна ее компания. – Мак принялась разглядывать потолок. – Где она? Можно позаимствовать ее на денек? Клянусь, я верну.

– А как же твое “ах, спасибо, сэр”, “я мигом допишу пьесу, сэр”?

Она скрестила руки на груди:

– Не помню, чтобы я так пресмыкалась. – Подвинув мои ноги, она села на диван. – И, похоже, ты все равно меня опередишь. Как скоро мы увидим твою фамилию на доске объявлений?

Я пожала плечами.

– Мне нужна еще одна ночь. Может, две.

– Всего-то? Ух ты. Это уже серьезно. – Она приподняла брови. – Тогда записывайся на прием к директору. Пусть займется твоими бумагами.

– Все не так просто.

– А что тут сложного? Подойди к нему и скажи.

Она похлопала меня по ноге и улыбнулась. На очках – жирные отпечатки пальцев. Какой смысл рассказывать ей о моем тайном звонке? Чем меньше ей будет известно, тем меньше вероятность, что ее заподозрят в соучастии.

– Я всегда знала, что ты справишься первой, – сказала она. – Петтифер, бедняга, будет раздавлен. Думаю, даже Кью прольет скупую слезу. При тебе он, конечно, плакать не будет. Надо же сохранить лицо. А меня… – она сжала мою ногу, – меня придется отрезать от тебя пилой. – Мы обе рассмеялись. Я ощутила радость напополам с унынием. И тут Мак пришла в голову какая-то идея. У нее загорелись глаза. – Можешь для меня кое-что сделать, когда вернешься в отчизну?

– Конечно, – ответила я. – Все что хочешь.

– Передашь моим деткам письмо?

– Без него за ворота не выйду.

– Только они могли переехать. Укажи на всякий случай на конверте свой адрес.

– Считай, что дело сделано. Если понадобится, вручу им его самолично.

Она поцеловала мою руку.

– Ты чудесный друг, Нелл, ты это знаешь? Я никогда не сомневалась, что ты отсюда выберешься. – Она заметила белую краску, засохшую у меня на ногтях, и стала разглядывать мои руки. – Смотри, как ты исхудала. Хоть пообедай по-человечески.

– Я подумаю.

– Впереди долгая дорога и все такое. Нужно набраться сил.

– Я в порядке.

– Пообещай, что поешь. Тарелка риса, немного фруктов, о большем я не прошу.

– Проголодаюсь – поем, Мак. Не волнуйся.

Я пошла в ванную и включила душ. Рубашка для рисования пропахла какой-то гадостью. Поджидая, пока нагреется вода, я сняла грязную одежду, накинула халат и вернулась в комнату. Мак уже затопила печку и стояла у рабочего стола с комиксом Джонатана в руках.

– Твое? – спросила она. – Ну и мрак.

– Это Фуллертон нарисовал.

– Ты шутишь! – Она уселась с комиксом на диван и закинула ноги на стул. – Ты же говорила, он музыкант.

– Мы так думали.

– Я ничего не думала.

– Ладно, я так думала.

Мак рассеянно кивнула.