Читаем Эклиптика полностью

В мастерской было темно, но я не подняла шторы и не открыла ставни. Наружное тепло еще не просочилось в дом, и ступать по полу в чулках было холодно. Топить печку я не стала. Рухнула на кровать и уткнулась носом в грязный матрас. Простыни на нем не было, я сняла ее, чтобы завесить картину, и голый матрас источал мускусный запах – тельный душок сотни бессонных ночей, моих и чужих. Мне хотелось подняться, но я лежала неподвижно, чувствуя щекой пружины, лежала, пока холод не начал покусывать лицо. Может, проваляться так до конца жизни? Я представила, как коротаю дни в этом домике безо всякой цели, – нет, уж лучше сразу броситься на камни. Мальчика не найдут, картину тоже. Но если уйти сейчас, если срезать холст с подрамника, я смогу взять его с собой. Я сбегу еще до ужина, окольными путями, и попытаюсь попасть домой. И пусть у меня не будет документов, зато со мной будет моя работа. Со мной будет правда. Эта мысль меня приободрила.

Я кинулась в ванную и вытащила из коробочки для кольца жетоны и перстень с опалом.

Затем достала из чулана оставшиеся гирлянды. Грибы соскользнули с бечевки, поддавшись моим пальцам. Я завернула их в фольгу и обмотала клейкой лентой, чтобы внутрь не проникал свет. На нижней полке лежал мой старый чемодан. Сверток с грибами как раз поместился в наружное отделение. Вскоре я уже срывала вещи с вешалок, потрошила тумбочки и кидала на дно чемодана комиксы Фуллертона. Снимала образцы со стены, складывала стопками и, перевязав бечевкой, распихивала по всему чемодану. Расчищала место на бетонном полу, отодвигала столы к двери, расстилала простыню, чтобы полотно не испачкалось, и опускала на нее холст лицевой стороной вниз. Ползала с ножом в руках и срезала холст с подрамника, хирургически точными движениями отделяя ткань от дерева. Оттаскивала подрамник к стене – полый прямоугольник, громоздкий, но не тяжелый – и вновь смотрела на пустое полотно, вернувшись к тому, с чего начала.

Перевернув холст, я увидела едва заметный рельеф трех белых кругов. Волноваться о том, потрескается ли краска и высох ли последний круг, было некогда. Сворачивать холст четырех футов в ширину и вдвое больше в длину – задача не из легких, тем более что ни картонной трубки, ни даже скалки у меня не было. Протянув вдоль края холста бечевку и ухватившись за его концы, я загибала, загибала, загибала, пока ткань не поддалась. Я скатала холст в рулон и скрепила его по шву клейкой лентой – получилась огромная папироса с протянутой через нее бечевкой. Чтобы защитить картину от влаги, я обернула ее черным целлофаном и заматывала, заматывала, заматывала клейкой лентой. Затем сделала лямку, связав концы бечевки, и повесила рулон за спину, точно колчан со стрелами. Лямка вреза́лась в грудь, зато панно было готово к транспортировке. Оставалось надеяться, что бечевка не порвется.

* * *

По стеклу скользили силуэты сосен и кривые отражения фронтонов особняка. Сквозь них проступало лицо Петтифера поверх чертежного стола, и вид у него был мрачный. Он задумчиво смотрел на деревья, даже не замечая, что я спускаюсь по тропинке к его домику, и очнулся, лишь когда услышал мои торопливые шаги.

– Нелл? Какого черта?.. – Он отошел от окна и отодвинул щеколду на двери. – Ты что, уже уезжаешь?

– Тсс! – шикнула я, протискиваясь внутрь. – Закрой дверь.

– Что?

– Просто делай, что тебе говорят.

Он повиновался.

– Да-да, конечно. Не беспокойся, ты вовсе не отвлекла меня от работы. В конце концов, я же не…

– Тсс!

Я задернула занавески. На чертежном столе лежал одинокий рисунок: сводчатая дверь под козырьком с имитацией рыбьей чешуи.

– Я тут пытался изобрести новый тип навеса, – пояснил Тиф. – Из твердых материалов, но складной. Бессмысленная затея. Кстати, а в том, что мы стоим в темноте, есть какой-то смысл? Давай хотя бы лампу зажжем.

– Не надо.

– Что вообще происходит? Я уже начинаю потеть. – Он вытер лоб рукавом.

– Тиф, мне нужна твоя помощь. В очень важном деле.

– Конечно, – ответил он, посерьезнев. – В каком?

Ногами я ощущала жар от печки, стоявшей позади.

– Мне нельзя сейчас ходить в особняк, – сказала я. – Не спрашивай почему, просто поверь.

– Ладно. – Нотки нерешительности в голосе. – Хорошо.

– Мне нужно, чтобы ты привел сюда Мак. Если у нее что-то для меня есть, пускай приносит, так ей и скажи.

– Ты вся на нервах. Что стряслось?

– Пожалуйста, Тиф, просто сделай, как я прошу.

– Ладно, но я… – Он осекся. – А Кью? Его тоже привести?

– Да, если он там.

– Где еще ему быть?

– Иди же.

– Ладно, ладно, дай только обуться. – Он поспешно вытащил из-под кровати ботинки, надел их и неуклюже зашнуровал. Взявшись за дверную щеколду, он обернулся: – Ты хочешь, чтобы я бежал? В моей нынешней форме этот склон мне не одолеть.

– Плевать. Просто поторопись.

– Третья скорость – предел моих возможностей, – улыбнулся он. – Слушай, мне необязательно знать, что происходит или что там у тебя за спиной… – Он указал на запечатанный холст. – Но ты можешь пообещать, что у меня не будет неприятностей?

– Ничего с тобой не случится, – сказала я. – Это не ты им насолил.

Энергичный кивок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Армия жизни
Армия жизни

«Армия жизни» — сборник текстов журналиста и общественного деятеля Юрия Щекочихина. Основные темы книги — проблемы подростков в восьмидесятые годы, непонимание между старшим и младшим поколениями, переломные события последнего десятилетия Советского Союза и их влияние на молодежь. 20 лет назад эти тексты были разбором текущих проблем, однако сегодня мы читаем их как памятник эпохи, показывающий истоки социальной драмы, которая приняла катастрофический размах в девяностые и результаты которой мы наблюдаем по сей день.Кроме статей в книгу вошли три пьесы, написанные автором в 80-е годы и также посвященные проблемам молодежи — «Между небом и землей», «Продам старинную мебель», «Ловушка 46 рост 2». Первые две пьесы малоизвестны, почти не ставились на сценах и никогда не издавались. «Ловушка…» же долго с успехом шла в РАМТе, а в 1988 году по пьесе был снят ставший впоследствии культовым фильм «Меня зовут Арлекино».

Юрий Петрович Щекочихин

Современная русская и зарубежная проза