Эколог в СССР. Весна 1975

И всё это «счастье» сваливается не только на Kuzin, но и на несчастного негра «Петровича». Можно себе только представить степень скрытого торжества в отчёте полковника Власова в Москву, в котором сообщается о поимке с поличным и с приколотыми к делу «чистухами» сразу двоих (!) настоящих агентов ЦРУ в Городе, где любых шпионов, за их полным отсутствием, не ловили ни до, ни после. Никогда!

Вообще, Kuzin, в отличие от уже мёртвого Popov, здорово везёт. Он остаётся жив и всего лишь через два года его меняют на нашего советского разведчика, арестованного в США по наводке предателя, майора внешней разведки Станислава Левченко, который с 1975 года служит в резидентуре ПГУ КГБ в Токио по линии ПР (политическая разведка) под крышей корреспондента журнала «Новое Время» и сдаёт всю нашу агентуру в Японии и США.

А вот негру Петровичу не везёт. Он умирает в лагере на закрытых рудниках Мало-Тулукуевского уранового месторождения в 14 километрах юго-восточнее города Краснокаменска, осужденный, по совокупности, на предельно возможную тогда «пятнашку» — и как пособник ЦРУ, и по ст.206.3 УК РСФСР «Злостное хулиганство», и за фактическое многожёнство, в СССР того времени не поощряемое.

Но, Миша, обо всем этом, так никогда и не узнает…

СЮЖЕТ 24/7

1975. Город

Такую Котю, наш ещё не видел свет,

С самим Cat Garfield красотою споря,

В глазах твоих оливковый рассвет,

А в имени, солёный запах моря.

(Авторство приписывается юному Мише)

КЛАЦ!

О-о-о! А эту девочку я знаю! Её зовут Марина Гончарова и она моя одноклассница. Мы сидим с ней за одной партой с 3-го класса, с того момента, как она пришла к нам в школу. Как-то так у неё получилось, что в своих 1–2 классах она жила не с родителями, а у бабушки с дедушкой, в частном доме, с печкой, дровами, ведрами, заветной будкой во дворе и здоровенным рыжим котом Васькой. И от того времени у неё остались воспоминания, как они с дедушкой валялись на старой овчине перед самодельным камином и пели «Катюшу» и другие военные песни.

Нынешняя квартира семьи Марины, уже с папой, мамой и сестрой Наташей, находится в доме, стоящем впритык к хрущёвке за мебельным магазином «Клён», крайний подъезд которой, однажды, ранним сентябрьским утречком, посетил некто Владимир Фёдорович Серков, член партии, 1953 г. р., несудимый.

Степная ул., 43/1

И в этом подъезде проживала его тёща, мама жены, к которой жена недавно вернулась вместе с ребёнком после того, как решила расстаться с мужем. Как бы и ничего, дело-то житейское, но… Серков был пилотом и данный подъезд он посетил не пешком, а на угнанном самолёте АН-2, предварительно покружив над домом и, видимо, выбирая позицию для атаки. На полной скорости и прямиком в тещины окна на третьем этаже! Немного промазал, попал в лестничный марш!

Результат — подъезда нет, семь погибших, включая самого Серкова, и песня на известный мотив, которую потом ещё долго распевали в окрестных дворах:

«Там где „Клён“ стоял, рядом с Площадью, самолёт упал, в окна тё-ё-щины… Там где „Клён“ стоял, самолёт упал, там и я бывал, это всё ви-и-дал!»

По-видимому, лётчик Серков решил свести счёты с жизнью и заодно отомстить своей супруге. О других, ни в чём не повинных людях, молодой коммунист Серков, естественно, не подумал. Однако, никого из членов его бывшей семьи в момент тарана в квартире не оказалось. Что сказать, готовиться надо было лучше!

* * *

Марина мне нравилась всегда, очень.

В её честь, я даже выковыриваю из пластмассовой октябрятской звёздочки со стёклышком фотографию златокудрого Вовочки Ульянова и вместо него вставляю туда фотографию Марины, вырезанную из общей фотографии класса. Так и хожу, с одной стороны, на лацкане школьного пиджачка — пионерский значок, а с другой — октябрятская звёздочка с Мариной. И что удивительно, за такой лютый performance, граничащий с антисоветчиной, мне никогда ни от кого не прилетело. Ни от учителей, ни от родителей, ни от самой Марины. Видит, но молчит.

И тогда я пишу ей записку: «Марина, давай с тобой дружить!». Однако, вместо ответа, ко мне подходит на перемене её лучшая подруга, тоже Марина, и сообщает, что Гончарова со мной дружить не хочет, потому что я «косолапый!».

Рана глубока, а первое детское чувство грубо попрано и растоптано. Не судьба! Вот не знаю я ещё тогда, что институт «лучших подруг» для того и придуман, чтобы лгать и выворачивать наизнанку всё, к чему их, этих подруг, по-наивности, допускают из лучших побуждений. Из них бы, получались отличные ментовские опера-провокаторы — шепнуть мужу, что жена гуляет, а жене, что гуляет муж, а сами… писать и запоминать, незаметно хихикая в рукав форменного кителя.