Экономическая политика правительства Екатерины II во второй половине XVIII в. Идеи и практика

Еще одно немаловажное значение выходивших в указанные годы исследований заключалось в возвращении, пусть не всегда прямо, скорее исподволь, имен целой плеяды знаменитых авторов дореволюционной поры, далеких от марксистских взглядов или в чем-то с ними расходившихся. В их числе А. С. Лаппо-Данилевский, П. Н. Милюков, В. И. Семевский, М. И. Туган-Барановский, А. Н. Пыпин, П. П. Пекарский, Г. В. Плеханов и многие другие.

Прошедшая в начале 1960-х гг. дискуссия об особенностях становления капитализма в России невольно высветила одну из граней более широкой темы общего и особенного в развитии отдельных стран. Вполне закономерно при этом стало возникать множество вопросов, в том числе о специфике формирования и укрепления в России абсолютной власти. На страницах ведущих исторических журналов развернулась новая дискуссия[10]. И хотя ее участники неохотно стремились к унификации исходных дефиниций, явно злоупотребляли цитатами из классиков марксизма в качестве решающих аргументов в споре, некоторая польза от состоявшегося живого обсуждения, несомненно, была, хотя и не все соглашались с достижением на том этапе необходимого уровня конкретно-исторических знаний, достаточным для широких обобщений.

Действительно, ощущалась потребность в развернутых конкретно-исторических исследованиях, основанных на использовании разнообразных документальных источников, наподобие книги М. Я. Волкова, посвященной винокуренному производству в XVII – первой половине XVIII в.[11]

Предпринятая в конце 80-х гг. ушедшего столетия по инициативе в первую очередь Л. В. Милова попытка возродить интерес к фундаментальным дискуссионным проблемам социально-экономической истории, в частности к проблеме первоначального накопления в России, успехом не увенчалась. Хотя поначалу, казалось, ей был дан заметный импульс в виде откликов на появление во многом этапной монографии В. И. Буганова, А. А. Преображенского и Ю. А. Тихонова «Эволюция феодализма в России»[12]. Начать широкую и продолжительную дискуссию на страницах ведущих научных журналов не удалось, несмотря на все имевшиеся предпосылки[13].

Видимо, причиной этого стало не только постепенное снижение заряженности полемического потенциала прежних лет. Происходило заметное изменение общественной обстановки в целом на фоне стремительной потери былых идеологических и методологических ориентиров. Общество, вступавшее в фазу острого экономического и духовного кризиса, нуждалось в осмыслении и переосмыслении накопленного опыта и знаний. Общественным наукам требовались новые методологические опоры.

С неминуемым отказом от использования некогда утвержденного в качестве единственно верного марксистского диалектико-материалистического метода познания явлений прошлого стало отходить на второй план и прежде подчеркнутое внимание к экономическим проблемам общества. Не в последнюю очередь оттого, что так называемый примат экономики над прочими сферами общественной жизни, или экономический детерминизм, случалось, принимал довольно грубые, а иногда и гротескные формы. Естественно, в новых условиях ему не нашлось применения.

Неизбежно последовал постепенный пересмотр прежних представлений о социальной структуре докапиталистических обществ. Господствовавший прежде сугубо классовый подход, признававший деление общества на классы и отдельные социальные группы, начал уступать место более гибкому сословному делению, предполагавшему изучение различных внутри- и межсословных связей, т. е. как горизонтальных, так и вертикальных.

Практическим выражением такого подхода стало появление новых плодотворных исследований, посвященных российскому купечеству. Взгляд на него осуществлялся в разных ракурсах – генеалогическом, социокультурном, с точки зрения взаимоотношений с разными институтами государственной власти[14].