Заявленный в начале 90-х гг. прошлого столетия переход к рыночным отношениям в экономике потребовал перестройки вузовских учебных дисциплин и сопровождался всплеском интереса к истории мировых экономических учений, включая русскую экономическую школу как отдельное самостоятельное направление. Появляется невиданное ранее количество специальной учебной литературы разного качества и содержания – учебников, учебных пособий, специальных лекционных курсов. Отнюдь не все из них отличались глубоким знанием предмета и привлечением даже известных и давно опубликованных источников, не говоря уже об использовании новых документальных материалов. Зато вошедшие в обиход в качестве своего рода клише общие характеристики и оценки впоследствии лишь бесконечно перелицовывались и многократно тиражировались, перекочевывая из работы в работу[15]
. Представления об отечественной школе экономической мысли в XVIII в. стали замыкаться в основном на одних и тех же персоналиях – А. Л. Ордин-Нащокине, И. Т. Посошкове, B. Н. Татищеве, М. В. Ломоносове, А. Т. Болотове, М. М. Щербатове, А. Н. Радищеве. При этом из поля зрения непостижимым образом выпало немало таких заметных фигур, как, например, И. А. Третьяков, C. Е. Десницкий, Я. П. Козельский, А. Я. Поленов. Иными словами, наблюдался определенный регресс даже по сравнению с исследованиями недавнего прошлого (работами А. С. Бака, С. М. Троицкого). Более того, совершенно игнорировались, в первую очередь в трудах ученых-экономистов, заметные и весьма «свежие» документальные публикации о В. Н. Татищеве[16], целый цикл статей А. И. Юхта в «Исторических записках» о нем как о крупном государственном деятеле и, наконец, его же великолепная монография «Государственная деятельность В. Н. Татищева»[17].Тем не менее необходимо отметить и положительные явления. Они касались в первую очередь книговедения. Развернутые исследования в этом направлении привели к образованию целого мощного пласта книговедческой литературы. Среди всего многообразия изданий, как справочных, так и исследовательских, трудно выделить отдельные. Каждое по своему уникально, будь то региональные каталоги книг гражданской печати из отдельных собраний или специальные изыскания, например скрупулезное исследование Д. В. Тюличева[18]
. Без них трудно составить представление о культурном пространстве, в котором пребывала элита российского общества XVIII в., включая и слой правительственной бюрократии.Кроме того, прослеживалась отчетливая тенденция возрастающего интереса к проблемам просвещенного абсолютизма в самых различных ипостасях. Одним из наиболее заметных его проявлений стал историко-правовой подход, продемонстрированный в работах О. А. Омельченко[19]
. В монографии автора осуществлен детальный и самый полный на сегодняшний день анализ основных законодательных актов периода екатерининского правления с целью показать очевидное стремление верховной власти к укреплению основ «правового абсолютистского государства». Причем автор, в отличие от абсолютного большинства ученых-правоведов, не ограничился привлечением опубликованных законодательных источников. Дополнительно к ним он находил малоизвестные и совсем новые документальные материалы из архивных собраний. Правда, без должного источниковедческого описания и атрибутации. Поэтому немало высказанных им суждений, например относительно авторства того или иного документа, звучат категорично и не всегда убедительно.Существенному углублению представлений о торговой деятельности западноевропейских купцов в России на протяжении XVIII в. способствует капитальная монография В. Н. Захарова[20]
. Основанная на разнообразном документальном материала, она позволяет увидеть меркантилизм в действии во всех его конкретных проявлениях, ощутить биение «пульса негоции» через данные о величине торговых оборотов, номенклатуре товаров и объеме внешнеторговых пошлин.Самого пристального внимания заслуживает диссертация К. Д. Мондэя, посвященная экономическим воззрениям Е. Ф. Канкрина как яркого представителя бюрократической элиты николаевской поры[21]
. Ее можно было бы назвать свидетельством некоторых перемен в отношении предмета исследований применительно не только к экономической, но также и к исторической науке, если бы работы подобной направленности не относились к редким, спорадическим явлениям и к тому же обращались к предшествующему, более раннему периоду.К сожалению, этого не наблюдается, если судить по последнему ценнейшему библиографическому справочнику изданий, посвященному Екатерине II[22]
.