Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы)

Интерес к проблемному материалу и к путешествиям (странствиям) можно отметить в картинах 1983 года. «Арабелла – дочь пирата», «Не хочу быть взрослым», «Путешествие будет приятным», «Родителей не выбирают», «Сказка странствий», «Солёная река детства», «Тайна корабельных часов».

1984-й к этой тематике прибавляет отчётливый оттенок нравственных проблем, свойственных возрасту школьной аудитории. Кроме традиционной, уже вполне ожидаемой фантастики («Блистающий мир», «Завещание профессора Доуэля») или развлекательных («Потерялся слон»), появились картины «Уроки на завтра», «Утро без отметок», «Этот негодяй Сидоров»…

В 1985-м параллельно «Сказке о царе Салтане» выходят на экран картины «Девочка из города», «Осенний подарок фей», «Тайна Золотой горы», «Человек-невидимка».

Как ни странно, в шумной атмосфере до сих пор памятного V Съезда кинематографистов сколько-нибудь внятного разговора о фильмах для детей даже не возникло, поскольку всё свелось к конкретным вопросам более эффективного управления отраслью. И 1986 год практически не оставил впечатления управляемого потока производства картин для детей («Детство Бемби», «Игры для детей школьного возраста»).

Оживление наступило в 1987-м. «Акселератка», «Детская площадка», «Мальчик с пальчик», «Мама родная, любимая», «На золотом крыльце сидели», «Новые сказки Шахерезады», «Полёт в страну чудовищ», «Сказка про влюблённого маляра», «Юность Бемби».

Из вышедших на экран в завершающие годы десятилетия можно упомянуть разве что «Петроградские Гавроши»…

Итак, поток жанровой продукции активно пытается вытеснить из проката проблемные ленты авторского крыла. Какие же альтернативы он предлагает для развития кино как искусства?

Массовый экран обращается в первую очередь к содержанию, к событиям. Их последовательное чередование и составляет экранный рассказ. То есть в условиях поточного производства кассовой продукции речь должна идти прежде всего о сценарии, о драматургической основе фильма.

В предшествующие 60-е и 70-е годы этот уровень создания произведения существенно обогатился новыми формами композиции отобранного автором материала.

В. Шукшин, напомним, в небольшой по объёму книге «Нравственность есть правда», в частности, рассказал, как пытался поначалу писать сценарии для своих фильмов по традиционной схеме. И очень скоро понял, что последовательное изложение задуманной истории («завязка – конфликт – развязка») совсем не оставляет режиссёру пространства для творческого воплощения замысла: нужное автору высказывание, о чём должен повествовать фильм, исчерпывается уже на уровне литературной основы…

Однако опыт кинематографа разных стран именно к этому времени накопил, обратившись к искусству слова, театра, изобразительной выразительности, колоссальные ресурсы обновления экранного письма. В частности, новый роман[64] как способ изложения сюжета был активно освоен новаторским кинематографом Запада. И многие наши мастера стали стремительно уходить от обыденной, причинно-следственной последовательности изложения, обратились к обновлению сценарной формы.

Жанровый экран 80-х от поисков в этой сфере практически отказался, вернувшись к традиционной схеме построения сюжета. И при всей изобретательности в сочинении увлекательного содержания, на уровне его организации он вернулся к тому, от чего, собственно, твёрдо и осмысленно на протяжении двух десятилетий намеренно отступали киномастера поколения оттепели.

Художнику и оператору в обновляющейся стилистике тоже отводилась в те годы очень значительная роль.

Визуальная образность фильма, в первые десятилетия оттепели отказывающегося от дробного монтажа, практически взяла на себя значительную часть сложной системы авторского высказывания.

Декорации, натурные кадры, система предметной детализации рождали образ среды, активно участвующей в авторском комментарии. Этому легко найти множество подтверждений и в большинстве фильмов оттепели, и в беседах, в воспоминаниях кинематографистов (выше приводился пример выразительной детализации интерьера комнаты отца Анны из картины М. Хуциева «Мне двадцать лет», ответ Л. Шепитько на вопрос о метафорическом толковании критиками пейзажных планов в фильме «Восхождение» по рассказу «Сотников» В. Быкова: «Это моя Библия…»).

Более значительная роль в толковании замысла отводится и актёру.

В начале оттепели речь шла о явлениях жизни, раскрепостивших каждого человека.

Повзрослев на десятилетие, представитель, памятный зрителю безмятежно-счастливым юношей, остался намеренно узнаваемым. Многие из актёров, впервые снявшиеся мальчиками и девочками 60-х, теперь взяли на себя задачу рассказать об изменившемся времени.

Смысл авторского высказывания проявляется и в разработке возможностей актёрского ансамбля.

Этот способ сочетания, сопоставления характеров как выразительной сферы образной конструкции более заметно активизировался в 70-е, его обогащению активно способствовали композиции начинающего тогда режиссёра Н. Михалкова.