Экранный образ времени оттепели (60–80-е годы)

С. Соловьёв, дебютировавший как режиссёр-постановщик в самом начале 1970-х экранизациями по А. Чехову, М. Горькому и А. Пушкину (фильмы «Семейное счастье», 1970, «Егор Булычёв и другие», 1971, «Станционный смотритель», 1972), довольно отчётливо проявил искренний интерес именно к нравственной сфере человеческих взаимоотношений.

Его, кажется, не тревожила хрестоматийная академичность литературных текстов, за основание было взято сопоставление характеров – крупные, неординарные личности сошлись в обстоятельствах, отразивших лик целой уходящей эпохи…

Однако середина 70-х развернула его творческое внимание к процессам взросления поколения молодых, к началу пути, к особенностям формирования личности в обстоятельствах угасающей эйфории, клонящихся к закату настроений оттепели.

Трижды подряд С. Соловьёв ставит фильмы о людях, вступающих в самостоятельную жизнь в преддверии 80-х. И в каждой картине привлекает искренняя авторская тревога за духовную, нравственную их судьбу.

В фильмах «Сто дней после детства» (1975), «Спасатель» (1980) и «Наследница по прямой» (1982) проанализирован опыт, воспринимаемый от предшествующих поколений (душевное взросление персонажей под воздействием образного мира классической пьесы в первом из названных фильмов; идеализация в обычном человеке нравственного совершенства, приведшая к драматическому разочарованию в собственных идеалах – в другом; настойчивая убеждённость в духовном родстве с великим поэтом в «Наследнице по прямой»). Режиссёр ставит своих подростков перед осознанием жизненных реалий, проводит сквозь череду разочарований, потерь, обретений…

Стиль этих фильмов С. Соловьёва отличает стремление к гармонии поэтического текста.

На экране представлены в основном взаимоотношения между героями. Они важны и занимают ведущую роль в череде событий. Подростки спорят, и спор этот не только словесный.

Характеры, уже проявленные в отдельных поступках, мотивах, позициях, продолжают изменяться буквально на глазах. Общий, поколенческий максимализм как бы сам собой формируется в переходах от собственного подросткового сленга к репликам из произведений классической литературы.

Мощнейший пласт авторского монолога содержит также пространственный образ. В первой картине этой, условно говоря, трилогии территория заброшенного пионерского лагеря с непременными атрибутами советской символики (только теперь в виде разрушающейся скульптурной фигуры горниста, бездействующего фонтана с осенними листьями на дне, почти повсюду рухнувшей ограды, отделявшей когда-то лагерь от заросших буйной травой и кустами полян…). И этот словно бы задремавший, удивительно привлекательный мир, живописно окружающий когда-то строго упорядоченную территорию, вторит по-своему тем процессам внутреннего противоборства, которое незримо совершается в душе каждого из участников действия.

Перед нами прямая реализация сюжетного замысла, перенесённая автором в образный текст выразительного пространства. Герои «Ста дней…» оказались на территории стареющего мира, созданного когда-то взрослыми, им придётся заново строить обстоятельства на необжитом природном ландшафте, где предстоит жить…

Вторая картина резко ограничивает пространственные сопоставления, взявшие на себя комментарий невидимой части проблем и нравственных процессов, которые происходят в душе главной героини. Обыденные улицы заштатного городка и вольные просторы берега противостоят как правда и вымысел, действительность и фантазии… В какой-то момент наступает прозрение: героиня должна принять реальность, отказавшись от сказочного мира полудетских ещё увлечений. Для неё это равносильно трудному вступлению во взрослую жизнь…

Условно говоря, если в первой картине автор видит всё вокруг глазами юных героев и готов вместе с ними переустраивать окружающий мир, то в «Спасателе» это сторонний наблюдатель, жёстко оговаривающий обстоятельства нравственно-психологического взросления. Вчерашней девочке придётся взять на себя груз разочарований и самой найти выход в тех условиях, которые предлагает обычная жизнь…

В третьей ленте С. Соловьёв ведёт речь об определении человеком собственной, духовной прежде всего, родословной. На экране это представлено почти с достоверной подробностью поиска доказательств прямого родства юной героини с великим поэтом. И разочарование в результатах, с чем почти немыслимо смириться.

Авторская тональность – в пространственном окружении, в поведении персонажей – убеждает в очень даже возможном совпадении истоковых нравственных ориентиров, формирующих истинную, духовную принадлежность сегодняшнего подростка к роду избранных…

С. Соловьёв, от фильма к фильму изменяя характер взаимосвязей, поведения героев и авторского соучастия в развитии темы, продолжает, вопреки всему, искренне верить в перспективы молодых, ищущих собственные пути становления.

Вместе с тем многие картины о молодых, появившиеся в первой половине 80-х, откровенно бьют тревогу, ставя вчерашних шестидесятников перед острейшими проблемами, с которыми столкнулось поколение их детей.

Круг замкнулся.