Эксгибиционистка. Любовь при свидетелях

— Смысл в том, что потом мы можем говорить, что ты уже имела контракт с долей прибыли. Очень важно установить хорошую стартовую цену. Всем, кто занят в кинобизнесе, будет известна твоя стартовая цена. И при переговорах о втором фильме сумма контракта будет устанавливаться с учетом этой стартовой цены. Гораздо легче вести дела, когда у тебя уже есть один контракт в сто тысяч плюс процент с доли прибыли, чем просто сто тысяч. А потом, если картина действительно принесет прибыль, ты же получишь гораздо больше. И твоя следующая цена будет еще выше.

— Отлично, — сказала она. — Но как быть с пьесой?

— А что с пьесой? — спросил Джеггерс. — Ты будешь играть в пьесе все лето и осень. Если она еще будет идти в октябре, Клайнсингер тебя у них выкупит. Представляешь, как повысятся тогда твои ставки!

— Вас послушаешь — так это все очень просто!

— Это моя работа. Чтобы тебе все казалось просто.

— Спасибо! — сказала она.

— Не за что. Я ведь тоже получаю свой кусок.

— Я знаю, но все равно — спасибо.

— Не стоит. Контракт будет готов через несколько дней. Я вышлю тебе его на подпись.

У нее еще не прошла эйфория от пьесы, а тут уже открылась новая перспектива, которая казалась не только заманчивой, но и сулившей успех. Этот необычный бастион, за ворота которого она умудрилась проникнуть, оказался весьма надежным убежищем. Внешне ее жизнь текла обычным порядком. Мерри жила осторожно, старательно, не без выдумки, но как-то формально — примерно так же она воспроизводила реплики и жесты персонажей на сцене восемь раз в неделю. Но даже вне стен театра у нее было ощущение, что она движется по сцене. Связав себя обещанием уехать в октябре в Голливуд, она вдруг стала чувствовать себя в Нью-Йорке так же, как на предпремьерном прогоне в Нью-Хейвене. Теперь театральная студия казалась ей только тренировочной базой, испытательным полигоном. Она была слишком занята, чтобы томиться ожиданием. А может быть, она просто вела слишком напряженную жизнь и у нее не оставалось времени задумываться о посторонних вещах?

Каждый день она вставала в полдень, потом читала или гуляла в парке. Около четырех легко обедала, а к половине седьмого приезжала в театр. Домой она возвращалась в полночь настолько усталая, что не могла даже получить удовольствие от горячей ванны, баночки холодного йогурта и телепрограммы для полуночников, после которой шла спать. Ее жизнь была настолько насыщенной, что напоминала расписанные по часам будни в Мэзерской школе. И хотя здесь у нее не было даже свободной минутки, она все же чувствовала себя одиноко. Но вместе с тем — более спокойно.

Так она и жила, в постоянном напряжении, замечая, как бегут дни и недели только во время прогулок по парку, где трава зеленела, деревья одевались листвой и распускались цветы. Апрель сменился маем и наступившая жара возвестила о начале лета. Однажды, в конце мая, когда она пришла в театр на очередной спектакль, ей передали открытку от Хелен Фарнэм: «Дорогая Мерри, экзамены закончились. Летом я приезжаю в Нью-Йорк, где пробуду все лето. Давай встретимся. Когда ты получишь эту открытку, я уже буду в Дарьене. Позвони мне. Целую, Хелен».

Мерри обрадовалась. Она даже не дождалась конца представления и позвонила Хелен из театрального телефона-автомата. Они договорились встретиться на следующий же день. Мерри дала Хелен свой адрес и настояла, чтобы та приехала к ней сразу же, как окажется в Нью-Йорке. Потом извинилась, объяснив, что надо бежать гримироваться и одеваться к выходу, и попрощалась. Уже в конце первого акта Мерри пришла в голову мысль: как было бы здорово, если бы Хелен пожила немного с ней! В квартире вполне достаточно места для обеих. Она ведь помнила гостеприимство Фарнэмов, которым пользовалась все годы учебы в Мэзере. Она не только любила Хелен, но и могла ее спокойно выносить. Да и теперь ей не будет так одиноко. Вернутся добрые старые времена!

На следующий день Мерри проснулась раньше обычного, застелила постель и присела в ожидании Хелен. К собственному удивлению, она немного волновалась. Что-то заставляло ее с легким недоверием относиться к предстоящей встрече. Смогут ли они оставаться в таких же отношениях, как и раньше? Или теперь между ними возникнет непроходимая пропасть? И чем больше она об этом думала, тем сильнее волновалась. Ибо она понимала, насколько одинока, и как ей сейчас важно иметь хотя бы одного друга, кого-то, с кем можно поговорить по душам.

Но все волнения оказались напрасными. Когда Хелен приехала, они обнялись и стали наперебой рассказывать друг другу о себе, словно не виделись каких-нибудь две-три недели, не больше. Хелен рассказала Мерри об их одноклассницах. Глупые девчонки совершали глупые поступки.

— А как ты? — спросила Мерри. — Ты чем занимаешься?

— Да ничем особенным, об этом и говорить не стоит. Учусь в Рэдклиффской школе. Много работаю. Весело отдыхаю.

Хелен рассказала Мерри, как отец устроил ее корректором в издательстве, где она завязала кое с кем дружбу.

— Да? — заинтересовалась Мерри. — И это все?

— Ну, не совсем. У меня есть мужчина.