Экскалибур

Знамя было огромное: белое льняное полотнище развернулось во всю ширь, а на нем был вышит алый дракон Думнонии, вставшее на дыбы чудище — сплошные когти, хвост и пламя. Стяг заполоскался на ветру и едва не опрокинул всадника. Даже на таком расстоянии мы видели, что наездник держится в седле неуклюже и скованно, словно не в силах ни управиться с вороным жеребцом, ни удержать громадного знамени. Но вот сзади появились двое воинов, кольнули коня копьями, жеребец скачками понесся вниз по склону, и от резкого движения всадник откинулся далеко назад. И тут же вновь качнулся вперед. А конь стремительно мчался по холму, за спиной у наездника развевался черный плащ, и доспехи под плащом сияли белизной — под стать льняному трепещущему полотнищу. Позади него с вершины Минидд Баддона хлынула вопящая масса людей с черными щитами — точь-в-точь как мы на рассвете, — а с ними и другие: на их щитах красовались клыкастые кабаньи морды. Это подоспели Энгус Макайрем и Кулух: вместо того чтобы ударить по дороге на Кориниум, они сперва пробрались на Минидд Баддон, чтобы их люди воссоединились с нашими.

Но я не сводил глаз с всадника. Его по-прежнему швыряло туда-сюда, и теперь я разглядел, что наездник к коню привязан: лодыжки стянуты вместе веревкой под черным брюхом жеребца, а тело закреплено в седле с помощью деревянных подпорок, вбитых прямо в каркас. Шлема на всаднике не было, длинные волосы свободно развевались по ветру, а под волосами вместо лица ухмылялся обтянутый высушенной желтой кожей череп. То был Гавейн, мертвый Гавейн, его губы и десны усохли, обнажив зубы, ноздри превратились в две черные щели, глазницы — в черные дыры. Голова моталась из стороны в сторону, а тело, к которому примотали драконье знамя Британии, раскачивалось вправо-влево.

Сама смерть летела верхом на черном жеребце по имени Анбарр, и при виде жуткого призрака, что надвигался на них, саксы устрашились и дрогнули. Черные щиты пронзительно вопили, торопясь следом за Гавейном, и гнали коня и мертвого всадника через изгороди прямиком на саксонский фланг. Черные щиты шли в атаку не строем, но наступали беспорядочной завывающей массой. Так воюют ирландцы — и страшен натиск одержимых, что спешат на бойню, как влюбленный на свидание.

И чаши весов качнулись: решалась судьба битвы. Саксы были уже на грани победы, но Артур заметил их неуверенность и внезапно бросил нас на вражеский строй.

— Вперед! — закричал он.

— В атаку! — эхом подхватил Мордред. — Вперед!

Так началось побоище на Минидд Баддоне. Барды рассказывают о нем все как есть и в кои-то веки не преувеличивают. Мы перешли границу — завалы трупов — и обрушились с копьями на саксонскую армию, а Черные щиты и воины Кулуха одновременно ударили по флангу. Несколько мгновений слышались лязг меча о меч да глухие удары топора о щит: это, напирая, и всхрапывая, и истекая по?том, сшиблись щитовые стены, но вот саксонская армия дрогнула, и теперь мы сражались против их редеющих рядов на поле, скользком от франкской и саксонской крови. Саксы бежали, не устояв перед яростной атакой во главе с мертвецом на черном коне, и мы убивали их до тех пор, пока не пресытились убийством. С нашей легкой руки на мосту мечей душам саксов было, верно, не протолкнуться. Мы насаживали врагов на копья, мы их потрошили, а кого-то просто топили в реке. Поначалу мы пленных не брали, но лишь вымещали на проклятых захватчиках многолетнюю ненависть. Воинство Кердика пошатнулось под двойным натиском, и мы с ревом врезались в беспорядочные ряды и состязались друг с другом, кто убьет больше. То была оргия смерти, кровавая мешанина. Иные саксы так перепугались, что с места двинуться не могли: просто стояли, в ужасе глядя на происходящее, и дожидались, пока их прикончат, но были и другие — они бились как демоны были и те, кто погиб на бегу; были и такие, что прорывались к реке. Мы утратили всякое подобие щитового строя, мы превратились в стаю бешеных боевых псов и рвали врага на куски. Я видел, как Мордред, ковыляя на увечной ноге, крошит саксов в капусту. Видел, как Артур шлет коня прямо на беглецов и затаптывает их под копытами, видел, как люди Повиса отомстили за своего короля тысячу раз. Я видел, как Галахад с безмятежным видом рубит с седла направо и налево. Тевдрик, в священнической рясе, тощий как скелет и с тонзурой, яростно орудовал тяжелым мечом. Был там и старый епископ Эмрис, на шее его болтался громадный крест, а поверх рясы красовался старый нагрудник, прикрученный веревкой из конского волоса.

— Ступайте в ад! — ревел он, тыкая в беспомощных саксов копьем. — Да гореть вам в очистительном огне веки вечные!