Экскалибур

— Ей полегчало, господин, — крикнул он.

— Но ненадолго, — докончил я. Гвидр замялся.

— Да. Но две ночи назад мы уж было решили, что Кайнвин пошла на поправку. — Он вопросительно глядел на меня, не на шутку обеспокоенный моим мрачным видом.

— Но с тех пор ей с каждым днем делается все хуже, — промолвил я.

— Но ведь надежда есть, — попытался ободрить меня Гвидр.

— Может, и так, — отозвался я, хотя у меня-то надежды не осталось. Я пошел к постели Кайнвин: она узнала меня, попыталась улыбнуться, но боль ее с каждым часом усиливалась, и улыбка вышла жутковатая — так ухмыляется мертвый череп. Волосы у больной отросли вновь, да только седые. Я наклонился — как был, грязный с дороги, — и поцеловал ее в лоб.

Я переоделся, помылся, побрился, пристегнул к поясу Хьюэлбейн и пошел к Артуру. Я рассказал ему все, что узнал от Нимуэ, но никакого ответа так и не получил. Артур ни за что не отдал бы на заклание Гвидра, а значит, Кайнвин была обречена — но сказать мне об этом в глаза он не мог. Вместо того Артур изобразил гнев.

— Довольно чепухи, Дерфель.

— Эта «чепуха» стоит Кайнвин невыносимых мук, господин, — упрекнул я его.

— Значит, надо вылечить больную, вот и все, — отрезал Артур, но тут же, устыдившись, умолк. — Ты правда веришь, что Котел оживит Гвидра? — нахмурясь, осведомился он.

Я призадумался, но солгать не смог.

— Нет, господин.

— Вот и я не верю, — отозвался Артур и послал за Гвиневерой, но она лишь предложила посоветоваться с Талиесином.

Талиесин внимательно выслушал мой рассказ.

— Перечисли проклятия еще раз, господин, — попросил он, когда я закончил.

— Проклятие огня, — промолвил я, — проклятие воды, проклятие терновника и темное проклятие Иной плоти.

При последних моих словах бард поморщился.

— Первые три я могу снять, — проговорил он, — а вот последнее? Не знаю никого, кто бы такое умел.

— Почему нет? — резко осведомилась Гвиневера. Талиесин пожал плечами.

— Это высшее знание, госпожа. Обучение друида не заканчивается с принятием посоха, но продолжается и ведет к новым таинствам. Этим путем я не ходил. Равно как и никто другой в Британии, полагаю я, кроме разве Мерлина. Проклятие Иной плоти — это великая магия, и, чтобы ее развеять, требуются чары не менее могущественные. Увы, я такой силой не обладаю.

Я долго глядел на тучи, нависшие над крышами Иски.

— Если я отрублю Кайнвин голову, господин, ты отрубишь мою мгновением позже? — спросил я у Артура.

— Нет, — с отвращением отозвался он.

— Господин! — взмолился я.

— Нет! — гневно выкрикнул он. Разговор о магии задел его за живое. Артур мечтал о мире, в котором правит разум, а не магия, но сейчас весь его здравый смысл оказался бессилен нам помочь.

— Моргана, — тихо произнесла Гвиневера.

— Что Моргана? — вскинулся Артур.

— Она была Мерлиновой жрицей до Нимуэ, — напомнила Гвиневера. — Если кому и ведома Мерлинова магия, так это Моргане.

И призвали Моргану. Она проковыляла через двор — как всегда, просто-таки излучая ярость. Золотая маска тускло поблескивала. Моргана по очереди оглядела всех нас и, не увидев ни одного христианина, осенила себя знаком креста. Артур принес ей стул, но садиться она не стала, давая понять, что времени у нее для нас нет. С тех пор как ее муж уехал в Гвент, Моргана нашла себе занятие в христианском храме к северу от Иски. Туда приходили умирать недужные, а она кормила их, лечила и молилась за них. Люди по сей день зовут ее мужа святым, но мне думается, жену называет святой сам Господь.

Артур рассказал ей все от начала и до конца. С каждым новым откровением Моргана недовольно хмыкала, но когда Артур заговорил о проклятии Иной плоти, она поспешно перекрестилась и сплюнула через отверстие в маске.

— Ну так от меня-то вы чего хотите? — вызывающе осведомилась она.

— Ты можешь снять проклятие? — спросила Гвиневера.

— На то есть молитва! — объявила Моргана.

— Но ты же молишься, — раздраженно бросил Артур, — и епископ Эмрис молится не переставая. Все христиане Иски молятся о Кайнвин, но лучше ей не становится.

— Потому что она язычница, — злобно фыркнула Моргана. — Зачем бы Господу растрачивать свою милость на язычников, вместо того чтобы радеть о нуждах собственной паствы?

— Ты не ответила на мой вопрос, — холодно вмешалась Гвиневера. Они с Морганой ненавидели друг друга лютой ненавистью, но ради Артура при встречах изображали холодную вежливость.

Моргана помолчала — и отрывисто кивнула.

— Снять проклятие можно — если, конечно, верить в подобные предрассудки, — подтвердила она.

— Я верю, — промолвил я.

— Но о таком даже помыслить грешно! — воскликнула Моргана, вновь осеняя себя крестом.

— Твой Господь тебя непременно простит, — заверил я.

— Да что ты знаешь о моем Господе, Дерфель? — угрюмо буркнула она.

— Я знаю, госпожа, — промолвил я, припоминая все то, что рассказывал мне в течение многих лет Галахад, — что твой Господь — любящий Бог, прощающий Бог, Бог, который послал единородного Сына Своего на землю, чтобы избавить людей от страданий. — Я выждал немного, Моргана молчала. — А еще я знаю, — мягко продолжил я, — что Нимуэ творит в холмах великое зло.