– Может, и к Энгусу, – согласился Кунеглас, – но даже будь с нами черные щиты, на то, чтобы одолеть ублюдков, людей у нас недостанет. – Он кивнул вниз, в сторону долины. – Без копейщиков Гвента нам никак не обойтись.
– А Мэуриг выступать отказывается, – посетовал я.
– Мэуриг отказывается, – согласился Кунеглас, – но в Гвенте есть люди, готовые прийти нам на помощь. Они еще помнят Лугг-Вейл. – Он криво улыбнулся, ведь в ту пору Кунеглас был нашим врагом, и наши союзники-гвентцы побоялись выступить против армии, во главе которой стоял отец Кунегласа. Многие в Гвенте до сих пор стыдились тогдашнего предательства – стыдились тем сильнее, что Артур одержал победу и без помощи Гвента. Возможно, если Мэуриг дозволит, Артур и впрямь приведет на юг, к Аква-Сулис, некоторое количество добровольцев, но я все равно не представлял, где нам взять столько людей, чтобы спуститься в саксонское логово и вырезать врагов под корень.
– Что, если Артур ускакал искать Мерлина? – предположила Гвиневера.
Гвиневера отказалась покинуть холм вместе с прочими женщинами и детьми, объявив, что непременно досмотрит битву до конца, что бы ни уготовила нам судьба, поражение или победу. Я думал, Артур заставит ее уехать, но всякий раз, как Артур поднимался на вершину, Гвиневера пряталась – чаще всего в нашем грубом укрытии из веток – и вновь появлялась лишь после его ухода. Артур, конечно же, знал, что Гвиневера осталась на Минидд-Баддоне – он ведь бдительно проследил за отъездом наших женщин и видел, что Гвиневеры среди них не было, но не сказал ни слова. Когда же Гвиневера выходила на свет, об Артуре она не заговаривала, хотя не сдержала улыбки, видя, что с молчаливого благословения Артура знамя ее по-прежнему развевается над бастионом. Я попытался было ее переубедить, но доводы мои она с презрением отметала, а люди мои, все до единого, страшно не хотели ее отпускать. Они верили, что выжили только благодаря Гвиневере (и были совершенно правы), и отблагодарили свою спасительницу, снарядив ее для битвы. Они сняли роскошную кольчугу с убитого саксонского вождя и, оттерев с колечек кровь, подарили ее Гвиневере, они нарисовали ее герб на трофейном щите, а один из моих воинов даже уступил ей свой драгоценный шлем с волчьим хвостом. Так что теперь Гвиневера оделась под стать остальным моим копейщикам, хотя, будучи Гвиневерой, она и в боевом облачении смотрелась пугающе соблазнительно. В глазах моих людей она была героиней и нашим талисманом.
– Никто не знает, где Мерлин, – ответил я ей.
– Ходят слухи, будто он в Деметии, – промолвил Кунеглас, – так что, может статься, он явится с Энгусом?
– Но ведь твой друид при тебе? – спросила Гвиневера у Кунегласа.
– Да, Малайн здесь, – подтвердил Кунеглас, – и проклинать он умеет неплохо. Не так, как Мерлин, конечно, но все равно неплохо.
– А как насчет Талиесина? – полюбопытствовала Гвиневера.
Кунеглас ничуть не удивился ее осведомленности: похоже, слава юного барда распространялась стремительно, точно пожар.
– Талиесин отправился к Мерлину, – отвечал он.
– А что, Талиесин и вправду так хорош? – не отступалась Гвиневера.
– Вправду, – кивнул Кунеглас. – Песней он призовет орла с небес и выманит лосося из заводи.
– От души надеюсь, вскорости и мы его послушаем, – промолвила Гвиневера.
Действительно, в те странные дни на залитой солнцем вершине казалось куда уместнее петь, нежели сражаться. Весна выдалась погожая, приближалось лето, мы праздно валялись на теплой травке и наблюдали за врагом, которого внезапно поразила беспомощность. Саксы предприняли несколько бесплодных атак на холмы, но уходить из долины явно не собирались. Позже мы узнали, что между вождями возникли разногласия. Элла хотел объединить всех саксонских копейщиков, и нанести удар по северным высотам, и расколоть нашу армию надвое, и уничтожить обе части по отдельности. Кердик же предпочитал дождаться, чтобы у нас закончилось продовольствие и поубавилось уверенности, хотя надеялся он зря: еды у нас было в избытке, а уверенность росла с каждым днем. Пока что голодали не мы, а саксы, потому что легкая кавалерия Артура безжалостно трепала их отряды, посланные на поиски провианта, и уныние овладевало ими, а не нами, ибо спустя неделю мы увидели, что на лугу перед хижинами выросли груды свежей земли, и поняли: враг хоронит своих мертвецов. Саксов поразил недуг – тот самый, что превращает внутренности в воду и лишает человека сил, и неприятель слабел день ото дня. Их женщины ставили в реке верши на рыбу, чтобы накормить детей. Саксонские воины копали могилы, а мы грелись под теплым солнышком и толковали о бардах.
День спустя после того, как саксы вырыли первые могилы, вернулся Артур. Он промчался галопом через седловину и вверх по крутому северному склону Минидд-Баддона; Гвиневера тотчас же надела свой новый шлем и спряталась среди моих людей. Ее рыжие волосы, выбиваясь из-под шлема, развевались на ветру, словно знамя, но Артур сделал вид, что ничего не замечает. Я поспешил ему навстречу, но на полпути остановился и потрясенно воззрился на него.