Экскалибур

– Все они идут со стороны Глевума. – Артур указал на запад, туда, где в речной долине просматривалась Глевумская дорога. – А как только они явятся, я и мои люди примкнем к ним и вместе атакуем их в долине. – Он глядел с укрепления вниз на глубокую долину, но мысленно видел не поля и тракты, и не пригибаемые ветром зеленя, и не каменные надгробия римского кладбища, нет: перед его глазами разворачивалась битва – от начала и до конца. – Сперва саксы не сообразят, в чем дело, – продолжал Артур, – но в конце концов враги потоком хлынут по этой дороге. – Он указал на Фосс-Уэй прямо под Минидд-Баддоном. – А ты, о король, – он поклонился Кунегласу, – и ты, Дерфель, – он соскочил с низкой насыпи и ткнул меня пальцем в живот, – ударите по ним с флангов. Прямиком вниз по холму – и на их щиты! Мы воссоединимся с вами, – он показал на пальцах, как именно его войска обогнут северный фланг саксов, – и сомнем неприятеля, оттеснив его к реке.

Итак, Артур нагрянет с запада, а мы атакуем с севера.

– Так они ж удерут на восток, – недовольно буркнул я.

Артур покачал головой:

– Завтра Кулух двинется маршем на север и воссоединится с черными щитами Энгуса Макайрема, а они уже идут из Кориниума. – Артур был страшно собою доволен, и неудивительно: если все получится как задумано, мы возьмем саксов в кольцо и перебьем всех до единого. Но план был рискованный. По моим прикидкам, как только прибудут люди Тевдрика и черные щиты Энгуса присоединятся к нам, численностью мы почти сравняемся с саксами, но Артур предлагал поделить нашу армию натрое, и если саксы сохранят трезвую голову, они уничтожат каждую часть по отдельности. Правда, если саксы впадут в панику, когда мы ударим жестко и яростно и они растеряются от шума, пыли и ужаса, тогда мы, пожалуй, и впрямь погоним их, как скот на бойню.

– Два дня, – промолвил Артур, – осталось каких-то два дня. Молитесь, чтобы саксы ни о чем не прослышали, молитесь, чтобы они не стронулись с места. – Он велел подать Лламрей, оглянулся через плечо на рыжекудрого копейщика и поскакал к Саграмору, вставшему на хребте за седловиной.

Ночью накануне битвы мы все выжгли кресты на щитах. Невеликая то была цена за победу, к тому же и неполная. Полную цену мы выплатим кровью.

– Думается, госпожа, – сказал я Гвиневере в ту ночь, – лучше тебе завтра остаться здесь, на холме.

Мы пили мед, передавая рог из рук в руки. Гвиневера, как выяснилось, любила побеседовать на ночь глядя, и я взял в привычку приходить посидеть у ее костра перед тем, как ложиться. Я уговаривал ее переждать на Минидд-Баддоне, в то время как все мы спустимся на битву; она расхохоталась мне в лицо.

– Прежде я считала тебя дубиной безмозглым, Дерфель, – сообщила она, – тупым, немытым увальнем. Пожалуйста, не вынуждай меня думать, что я была права.

– Госпожа, – взмолился я, – щитовой строй не место для женщины.

– Равно как и темница, Дерфель. Кроме того, ты вправду надеешься победить без меня?

Гвиневера устроилась у входа в укрытие, сооруженное нами из телег и веток. Ей отвели под жилье целый угол, и в ту ночь она пригласила меня поужинать вместе подгоревшим мясом с бока одного из волов, некогда втащивших телеги на вершину Минидд-Баддона. Кухонные костры догорали, тонкие струйки дыма тянулись к искристому звездному своду, что раскинулся над миром из конца в конец. Над южными холмами низко нависал серп луны, четко высвечивая фигуры часовых, что расхаживали туда-сюда вдоль укреплений.

– Я хочу видеть, чем все закончится, – объявила она; глаза ее ярко сияли в полумраке. – Я вот уж много лет так не радовалась, Дерфель, много-много лет.

– То, что произойдет завтра в долине, госпожа, удовольствия тебе не доставит. Нас ждет жестокая сеча.

– Знаю. – Гвиневера помолчала. – Но ведь твои люди верят, что я принесу им победу. Ты отнимешь у них заветный талисман в час сурового испытания?

– Нет, госпожа, – сдался я. – Но, молю, побереги себя.

Гвиневера поулыбалась моей горячности.

– Это ты за меня беспокоишься, Дерфель, или боишься, что Артур на тебя рассердится, если со мной что-то случится?

Я замялся.

– Думается, он и впрямь разгневается, госпожа, – признался я.

Гвиневера помолчала, смакуя мои слова.

– Он обо мне спрашивал? – наконец осведомилась она.

– Нет, – честно ответил я, – ни разу.

Гвиневера долго глядела на тлеющие угли.

– Он, пожалуй, влюблен в Арганте, – удрученно заметила она.

– Вот уж сомневаюсь: он ее на дух не переносит, – заверил я. Еще неделю назад я ни за что не стал бы так откровенничать, но теперь мы с Гвиневерой на диво сблизились. – Арганте для него слишком юна, – пояснил я, – и умом не блещет.

Гвиневера подняла взгляд, в ее подсвеченных отблесками огня глазах читался вызов.

– Умом не блещет… – повторила она. – Прежде я думала, вот я – умна. Но вы все считаете меня дурой, верно?

– Что ты, госпожа.

– Ты, Дерфель, никогда не умел лгать. Вот почему ты так и не стал придворным. Хороший придворный лжет с улыбкой на устах.