Экскалибур

– Что ж, и повод поплясать есть, и под ноги посмотреть приятно. Какой, однако, удачный день, – промолвил Мерлин. – А славно Гавейн сыграл свою роль, э? До чего отрадно, когда дурень оказывается небесполезен, а каким же непроходимым дурнем был наш Гавейн! Зануда мальчишка, одно слово! Все пытался сделать мир лучше и чище. И отчего это молодежь всегда считает себя умнее старших? Вот ты, Талиесин, этим досадным заблуждением не страдаешь. Талиесин, – пояснил мне Мерлин, – приехал поучиться у меня мудрости.

– Я слишком мало знаю, – пробормотал Талиесин.

– Что правда, то правда, – подтвердил Мерлин. И пододвинул ко мне кувшин с элем. – Ну, как тебе твоя потасовочка, Дерфель, понравилась?

– Нет. – По правде сказать, мне отчего-то взгрустнулось. – Кунеглас погиб, – пояснил я.

– Слыхал я про Кунегласа, – отозвался Мерлин. – Что за бестолочь! Не мог предоставить героику недоумкам вроде тебя? Жаль все же, что он погиб. Умником я бы его не назвал, но и придурком – тоже, а в нынешние горестные времена это большая редкость. Кроме того, Кунеглас всегда был ко мне добр.

– Вот и со мной он был сама доброта, – вмешался Талиесин.

– Придется тебе теперь подыскивать нового покровителя, – обратился Мерлин к барду, – вот только на Дерфеля не посматривай. Для этого хорошая песня – все равно что бык пернул, разницы он не увидит. Залог успешной жизни, – наставлял он Талиесина, – родиться у богатых родителей. Я всю жизнь жил не тужил на свою ренту, хотя, если задуматься, доходов вот уже много лет как не вижу. Дерфель, а ты мне ренту платишь?

– Я бы заплатил, господин, да только не знаю, куда послать деньги.

– Ну да теперь это уже не важно, – вздохнул Мерлин. – Я стар и дряхл. Небось помру скоро.

– Чепуха, – отрезал я, – выглядишь ты вполне бодро.

Мерлин, несомненно, был уже далеко не молод, но в глазах его поблескивал озорной огонек, а морщинистое лицо старика дышало живостью. Его волосы и борода были красиво заплетены в косички и перевиты черными лентами, и оделся он чисто – ежели не обращать внимания на брызги засохшей крови. А еще Мерлин явно был счастлив, и не только потому, что мы одержали победу, подумал я, это он обществом Талиесина наслаждается.

– Победа дарит жизнь, – отмахнулся он, – но очень скоро забывается. Где Артур?

– Никто не знает, – отозвался я. – Я слыхал, он долго беседовал с Тевдриком, а теперь вот куда-то подевался. Подозреваю, Гвиневеру отыскал.

– Пес возвращается на блевотину свою, – ухмыльнулся Мерлин.

– А мне она по душе, – вызывающе возразил я.

– Чего от тебя и ждать, – презрительно бросил старик. – Ну да держу пари, теперь она присмиреет. Вот тебе отличная покровительница, – посоветовал он Талиесину, – она, как ни смешно, поэтов и впрямь чтит. Главное, в постель к ней не лезь.

– Исключено, господин, – заверил Талиесин.

Мерлин шумно расхохотался.

– Наш юный бард блюдет целомудрие, – сообщил он мне. – Холощеный жаворонок, вот он кто. Он отрекся от высшего наслаждения мужчины во имя своего дара.

Видя, что я заинтригован, Талиесин не сдержал улыбки:

– Речь идет не о голосе, лорд Дерфель, но о даре пророчества.

– И дар этот подлинный! – с искренним восхищением подтвердил Мерлин. – Хотя целомудрия он все равно не стоит. Кабы такую цену потребовали с меня, я бы и от посоха друида отказался! Занялся бы чем-нибудь попроще, вот стал бы, например, бардом или копейщиком.

– Ты провидишь будущее? – спросил я Талиесина.

– Он предсказал сегодняшнюю победу, – вмешался Мерлин, – а о гибели Кунегласа он знал уже месяц назад. Хотя, конечно, даже он никак не мог предвидеть, что никчемный саксонский увалень заявится к костру и украдет весь мой сыр. – Старик ревниво отобрал у меня остатки сыра. – Ты, верно, теперь попросишь предсказать тебе будущее, а, Дерфель?

– Нет, господин.

– И правильно, – одобрил Мерлин, – будущего лучше не знать. Все заканчивается слезами, и ничего больше.

– Но радость возрождается, – тихо проговорил Талиесин.

– Ох, господи, только не это! – воскликнул Мерлин. – Радость возрождается! Приходит рассвет! На деревьях набухают почки! Тучи расступаются! Тает лед! Избавь меня от сентиментального вздора, кто-кто, а ты способен на большее. – Старик примолк. Черные щиты закончили пляску и пошли позабавиться с пленными саксонками. При женщинах были дети; они громко вопили, раздражая Мерлина. Он нахмурился. – Судьба неумолима, – угрюмо повторил он, – все заканчивается слезами.

– А Нимуэ с тобой? – спросил я и тут же по предостерегающему взгляду Талиесина понял, что вопрос этот задавать не стоило.

Мерлин неотрывно глядел в огонь. Из костра выстрелило угольком; старик сплюнул в отместку, платя недоброму пламени его же монетой.

– Не говори со мной о Нимуэ, – отрезал он. От его благодушия и следа не осталось, я мысленно проклинал свой не в меру длинный язык. Старик тронул свой черный посох и вздохнул. – Нимуэ зла на меня, – объяснил он.

– Почему, господин?