Экскалибур

А для этого нам требовались Мэуриговы копейщики, но никаких известий о переговорах Артура с Гвентом к нам не приходило. Текли недели, а с севера по-прежнему ни слуху ни духу. Заезжий проповедник из Гвента рассказал нам, что Артур, Мэуриг, Кунеглас и Эмрис всю неделю совещались в Бурриуме, столице Гвента, но на чем вожди порешили, священник понятия не имел. Этот смуглый, косоглазый коротышка с жиденькой бороденкой, с помощью пчелиного воска уложенной в форму креста, приехал в Дун-Карик, дабы основать в деревушке церковь, а то как же без нее! Как оно в обычае у странствующих проповедников, за ним таскалась орава женщин: три жалкие неряхи собственнически льнули к нему. Я впервые узнал о его появлении, как только он принялся проповедовать за кузницей у ручья, и послал Иссу и пару копейщиков прекратить это безобразие и привести его в дом. Мы угостили его кашей-размазней из проросшего ячменя; ел он жадно, ложкой запихивал в рот горячее варево, а потом шипел и плевался, обжигая язык. Комья каши застревали в крестовидной бороде. Женщины есть отказывались до тех пор, пока священник не насытился.

– Артур ныне отбыл на запад – вот и все, что мне известно, господин, – отвечал он на наши нетерпеливые расспросы.

– Куда?

– В Деметию, господин. К Энгусу Макайрему.

– Зачем?

Проповедник пожал плечами:

– Не знаю, господин.

– А готовится ли король Мэуриг к войне? – полюбопытствовал я.

– Он готов защищать свои земли, господин.

– А как насчет защитить Думнонию?

– Только если Думнония признает единого Бога, Бога истинного, – промолвил священник, крестясь деревянной ложкой и забрызгивая грязную рясу ячменной кашей. – Наш король ревностно служит кресту и не уступит своих копий язычникам. – Священник поднял глаза на бычий череп, прибитый к стропилам, и вновь осенил себя крестом.

– Если саксы захватят Думнонию, Гвент падет следом, – промолвил я.

– Христос защитит Гвент, – настаивал проповедник. Он передал миску одной из женщин, и та принялась вычищать скудные остатки грязным пальцем. – Христос убережет и тебя, господин, – продолжал он, – если ты смиришься пред Ним. Если ты отречешься от своих богов и примешь крещение, в будущем году ты всенепременно одержишь победу.

– Тогда отчего же Ланселот не одержал победу минувшим летом? – полюбопытствовала Кайнвин.

Священник воззрился на нее здоровым глазом; второй блуждал где-то во мраке.

– Король Ланселот, госпожа, не был избранным. Избран – король Мэуриг. В нашем Писании сказано, что избранник – лишь один, и, по-видимому, это не Ланселот.

– Избран – к чему? – не отступалась Кайнвин.

Священник уставился на нее во все глаза. Моя Кайнвин по сей день была красавицей – златоволосая, безмятежная звезда Повиса.

– Избран, госпожа, объединить все народы Британии под властью Бога Живого. Саксов, и бриттов, и гвентцев, и думнонийцев, и ирландцев, и пиктов, дабы все поклонялись единому истинному Богу и все жили в любви и мире.

– А что, если мы решим не следовать за королем Мэуригом? – спросила Кайнвин.

– Тогда наш Бог уничтожит вас.

– Эту весть ты и пришел проповедовать? – осведомился я.

– Иначе я не могу, господин. Мне так велено.

– Это Мэуриг тебе приказал?

– Нет, Господь.

– Но я владыка земель по обе стороны от ручья, – сообщил я, – а также и к югу до Кар-Кадарна, и к северу до Аква-Сулис, и без моего дозволения ты здесь проповедовать не будешь.

– Никто из людей не может отменить слова Божьего, господин, – настаивал священник.

– Вот это – может, – возразил я, обнажая Хьюэлбейн.

Женщины зашипели. Священник вытаращился на меч, затем сплюнул в очаг.

– Ты навлекаешь на себя гнев Господень.

– Ты навлекаешь на себя мой гнев, – парировал я. – И если завтра к закату ты не уберешься из моих владений, я отдам тебя в рабы своим рабам. Сегодня переночуешь со скотиной, а завтра – чтобы духу твоего здесь не было.

Назавтра священник неохотно побрел восвояси, и, словно мне в наказание, с его уходом выпал первый снег. Выпал рано – предвещая жестокие холода. Поначалу шел он пополам с дождем, но к ночи повалил густо и к рассвету выбелил землю из края в край. На следующей неделе резко похолодало. Под крышей повисли сосульки; началась долгая зимняя битва за тепло. В деревне селяне устраивались на ночлег со скотиной, а мы сражались с морозом, подкидывая все больше дров в очаг; огонь пылал так буйно, что сосульки подтаивали и с кровли срывались капля за каплей. Зимний скот мы поставили в хлева, а остальных животных забили и засыпали мясо солью, в точности как Мерлин засолил обескровленный труп Гавейна. Два дня по деревне эхом прокатывалось отчаянное мычание: быков волокли под топор. Снег испещрили алые брызги, в воздухе смердело кровью, солью и навозом. В доме ревело пламя, да толку от него было чуть. Мы просыпались от холода, мы дрожали под меховыми одеялами и напрасно ждали оттепели. Ручей замерз; чтобы запастись водой на день, приходилось колоть лед.