Наших молодых копейщиков мы по-прежнему муштровали нещадно: гоняли сквозь снегопад, закаляя их мускулы в преддверии драки с саксами. В те дни, когда снег валил густо, а ветер кружил белые хлопья над заиндевелыми коньками деревенских хижин, я заставлял воинов мастерить щиты из ивовых досок и обтягивать их кожей. Я ковал военный отряд, но, глядя на юнцов за работой, я тревожился за них, гадая, многие ли доживут до летнего солнца.
Накануне солнцестояния пришли вести от Артура. В Дун-Карике готовились к великому празднеству – пировать полагалось целую неделю после смерти солнца, – и тут нежданно-негаданно нагрянул епископ Эмрис в сопровождении шестерых Артуровых копейщиков. Копыта его коня были заботливо обмотаны кожей. Епископ рассказал нам, как гостил в Гвенте и препирался с Мэуригом, в то время как сам Артур поехал дальше, в Деметию.
– Не то чтобы король Мэуриг наотрез отказал нам в помощи, – сообщил епископ. Он освободил себе местечко у очага, отпихнув двух наших псов, и теперь, ежась, тянул пухлые, покрасневшие, растрескавшиеся руки к самому пламени. – Но боюсь, его условия неприемлемы. – Он чихнул. – Милая госпожа, ты несказанно добра, – поблагодарил он Кайнвин, что принесла ему рог с подогретым медом.
– Что за условия? – спросил я.
Эмрис удрученно покачал головой:
– Он требует трон Думнонии, господин.
– Чего-чего он требует? – вознегодовал я.
Эмрис предостерегающе поднял дебелую обветренную руку:
– Он говорит, что Мордред в правители не годится, Артур править не хочет, а Думнонии нужен христианский король. И предлагает себя.
– Ублюдок, – рявкнул я. – Вероломный трусливый ублюдок.
– Артур, конечно же, согласиться не может, – отвечал Эмрис, – он же клялся Утеру. – Епископ отхлебнул меда и блаженно вздохнул. – До чего ж славно снова согреться!
– Стало быть, Мэуриг согласен помочь нам только в обмен на королевство? – возмущенно выпалил я.
– Так он говорит. Он утверждает, что Господь убережет и оградит Гвент и, если мы не признаем его, Мэурига, королем, то должны защищать Думнонию сами.
Я подошел к двери, отдернул кожаный полог и долго глядел на высокие сугробы вдоль частокола.
– А с его отцом ты говорил? – спросил я Эмриса.
– Да, с Тевдриком я повидался, – отозвался епископ. – Мы к нему съездили вместе с Агриколой, он шлет тебе привет и поклон.
Агрикола некогда был военным вождем короля Тевдрика: этот могучий воин сражался в римских доспехах с яростной беспощадностью. Но теперь Агрикола состарился, а Тевдрик, его господин, отказался от трона, выбрил на затылке священническую тонзуру и уступил власть сыну.
– Как здоровье Агриколы? – спросил я.
– Он стар, но бодр. Он, конечно, на нашей стороне, но… – Эмрис пожал плечами. – Когда Тевдрик отрекся от трона, он сложил с себя власть. Он говорит, что не может переубедить сына.
– Не хочет, – угрюмо поправил я, возвращаясь к огню.
– Пожалуй что, и не хочет, – согласился Эмрис со вздохом. – Мне Тевдрик по душе, но ныне он поглощен иными заботами.
– Какими еще заботами? – вознегодовал я.
– Ему хотелось бы знать, – почтительно проговорил Эмрис, – станем ли мы в небесах питаться подобно смертным, или потребность в земной пище отпадет. Иные, понимаешь ли, верят, будто ангелы вообще не едят, более того – избавлены от всех грубых плотских нужд, так что старый король пытается перенять этот образ жизни. Есть он почти не ест: он мне похвастался, что однажды целых три недели продержался, не испражняясь, после чего почувствовал себя куда бóльшим праведником.
Кайнвин улыбнулась, но промолчала; я, не веря ушам своим, вытаращился на епископа. Эмрис между тем допил мед.
– Тевдрик клянется, – с сомнением добавил он, – что заморит себя голодом до состояния благодати. Признаться, меня он не убедил, но в набожности ему и впрямь не откажешь. Нам всем неплохо бы поучиться у него благочестию.
– А что говорит Агрикола? – спросил я.
– Похваляется, что срет часто и смачно. Прости, госпожа.
– То-то эти двое порадовались встрече, – иронически отметила Кайнвин.
– Особой пользы в ней, на первый взгляд, не было, – признал Эмрис. – Я-то надеялся убедить Тевдрика, чтобы приструнил сына, но увы… – Он пожал плечами. – Теперь нам всем остается только молиться.
– И копья вострить, – убито проговорил я.
– И это тоже, – согласился епископ. Он снова чихнул и осенил себя крестом, отводя зло: всяк знает, чих – он не к добру.
– А позволит ли Мэуриг копейщикам Повиса пройти через его земли? – спросил я.
– Кунеглас объявил Мэуригу, что пройдет в любом случае – разрешат там ему или нет.
Я застонал. Вот только этого нам еще не хватало – чтобы одно бриттское королевство сражалось с другим. На протяжении бессчетных лет эти распри ослабляли Британию, а саксы между тем занимали долину за долиной и город за городом, хотя в последнее время промеж себя дрались саксы, а мы, воспользовавшись их разобщенностью, выигрывали битвы; но Кердик с Эллой наконец-то усвоили урок, что Артур вколотил в головы бриттов: единство – залог победы. И вот теперь саксы объединились, а бритты – разобщены.