Экскалибур

К вящему моему удивлению, обнаружилось, что во дворе все готово к Имболку. Артур всегда терпеть не мог любого рода священнодействия, и всяческие обряды и ритуалы оставлял главным образом на усмотрение Гвиневеры, она же в жизни не отмечала грубых деревенских праздников вроде Имболка. Но сегодня посреди двора красовался гигантский, сплетенный из соломы обруч, а в переносном загоне к маткам жались новорожденные ягнята. Кулух поприветствовал нас – и лукаво кивнул в сторону обруча.

– Вот тебе случай обзавестись еще младенцем, – поддразнил он Кайнвин.

– Так я ж затем и приехала, – отозвалась она, целуя его. – На твоем-то счету сколько?

– Двадцать один, – гордо объявил Кулух.

– И от скольких же матерей?

– От десяти, – ухмыльнулся он, хлопая меня по спине. – Завтра нам наконец-то сообщат, что от нас требуется.

– Нам – это кому?

– Тебе, мне, Саграмору, Галахаду, Ланвалю, Балину, Морфансу. – Кулух пожал плечами. – Ну, словом, всем.

– Арганте здесь? – спросил я.

– А кто, по-твоему, обруч-то установил? – хмыкнул он. – Это все ее задумка. Она и друида из Деметии привезла; нынче вечером мы и за стол-то не сядем, не воздав прежде почестей Нантосуэлте.

– А кто это? – не поняла Кайнвин.

– Да богиня такая, – небрежно пояснил Кулух.

Богов и богинь было такое великое множество, что никому, кроме разве друида, не удалось бы запомнить всех имен; ни Кайнвин, ни я в жизни ни про какую Нантосуэлту не слышали.

Артура с Арганте мы увидели лишь после наступления темноты, когда Хигвидд, Артуров слуга, созвал нас всех во двор, подсвеченный просмоленными факелами в железных скобах. Я вспомнил ту, Мерлинову ночь и благоговейную толпу – людей, что поднимали недужных младенцев и калек навстречу Олвен Серебряной. А теперь вот знатные лорды и их жены смущенно переминались с ноги на ногу по обе стороны от плетеного обруча, а на возвышении в западном конце двора стояли три кресла, задрапированных белой тканью. Рядом с обручем ждал друид: надо думать, колдун, привезенный Арганте из отцовского королевства. Невысокий, коренастый, с буйной черной бородой, в которую были вплетены клочья лисьей шерсти и связки мелких косточек.

– Его зовут Фергал, – шепнул мне Галахад. – Христиан он ненавидит лютой ненавистью. Весь вечер закидывал меня заклинаниями, а тут возьми и появись Саграмор – и Фергал чуть в обморок не грохнулся от ужаса. Подумал, это Кром Даб нагрянул собственной персоной. – Галахад расхохотался.

Саграмор и в самом деле сошел бы за темного бога: одет он был в черную кожу, у бедра – меч в черных ножнах. Он приехал в Линдинис со своей дюжей, благодушной женой-саксонкой Маллой; эти двое стояли чуть в стороне в дальнем конце двора. Саграмор поклонялся Митре, а вот бриттских богов оставлял без внимания, но Малла до сих пор молилась саксонским богам – Водену, Эостре, Тунору, Фиру и Сеакснет.

Здесь собрались все Артуровы вожди; хотя, дожидаясь Артура, я размышлял о тех, кого с нами уже не было. Кай, выросший вместе с Артуром в далеком Гвинедде, погиб в Думнонийской Иске во время Ланселотова мятежа. Его убили христиане. Агравейн, что долгие годы командовал Артуровой конницей, умер зимой от лихорадки. Его обязанности принял на себя Балин: этот притащил в Линдинис трех жен и целый выводок крепышей-детишек. Те в ужасе пялились на Морфанса, самого уродливого человека во всей Британии; мы же так к нему привыкли, что уже не замечали ни заячьей губы, ни зобастой шеи, ни перекошенной челюсти. Если не считать Гвидра, еще совсем мальчишки, я, похоже, был здесь самым младшим – и мысль эта потрясла меня до глубины души. Мы нуждались в новых военных вождях, и я тут же мысленно решил, что дам Иссе собственный отряд, как только война с саксами закончится. Если, конечно, Исса останется в живых. Равно как и я сам.

Галахад приглядывал за Гвидром; завидев нас с Кайнвин, оба подошли к нам. Галахад всегда был хорош собою, но теперь, в зрелые годы, красота его обрела особое благородство. Золотые волосы поседели; кроме того, он отрастил небольшую острую бородку. Галахад и я всегда были хорошими друзьями, но в ту трудную зиму он, пожалуй, был ближе к Артуру, нежели к кому другому. При позорной для Артура сцене в морском дворце Галахад не присутствовал; благодаря этому, а также его спокойному сочувствию Артур и терпел его общество. Кайнвин, понизив голос так, чтобы не услышал Гвидр, спросила, как там Артур.

– Вот бы знать, – вздохнул Галахад.

– Наверняка он счастлив, – предположила Кайнвин.

– С какой бы стати?

– Как насчет молодой жены? – изогнула бровь Кайнвин.

Галахад усмехнулся:

– Когда у путешественника по дороге украдут коня, милая госпожа, частенько случается так, что замену он выбирает наспех.

– И в результате так и не оседлает ни разу? – грубо спросил я.

– А, Дерфель, и ты сплетен наслушался? – отозвался Галахад, не подтверждая моих слов, равно как и не опровергая. Он улыбнулся. – Брак для меня великая тайна есть, – туманно добавил он.