Экскоммуникация. Три эссе о медиа и медиации

Тут хочется вернуться к самому началу, поговорить о базовом глоссарии. Например, у нас есть прекрасное название Excommunication, которое мы не перевели как Отлучение. У нас есть «медиа», которые мы не переводили никак иначе. У нас есть «медиация», которую мы не стали заменять «посредничеством».

Эти вопросы стояли перед нами в начале работы, и справились мы с ними довольно решительно. Да, возможно, «русифицированные» эквиваленты звучали бы знакомо, но хотелось уже на уровне базовых понятий расширить разговор, сделать его более современным и гибким. Для меня «медиа» — это явно больше, чем «средства коммуникации». И «медиация» кажется процессом куда более глубоким, нежели «посредничество». «Медиация» тоже начинает быть знакомым словом, присутствует в разных сферах: в искусстве, в образовании… В целом хотелось с самого начала не заковывать себя в привычные русские термины, позволить себе вести разговор на том же уровне гибкости, которого придерживаются авторы.

Что касается названия, здесь в том числе хотелось подчеркнуть приставку «экс», которая более-менее очевидна: она говорит о прошедшем времени, о чем-то случившемся, состоявшемся, но более не происходящем. Благо уже во введении авторы подчеркивают церковную интерпретацию термина excommunication, — и мы можем соединить для русскоязычных читателей «экскоммуникацию» и «отлучение от церкви», продемонстрировать эту игру слов, которая на русском не получится столь же изящной. Назвать эту книгу Отлучением было бы, на мой взгляд, неправильно.

АНТОН

Безусловно. Не хочется наполнять перевод латинизмами и англицизмами, но в нашем случае решение было продиктовано необходимостью. «Экскоммуникация» подразумевает несколько значений и контекстов, и, если бы мы передали это понятие одним конкретным знакомым словом, то получили бы только что-то одно и потеряли бы всё остальное.

Что касается «средств коммуникации» — да, с самого начала было понятно, что не стоит этого делать, сегодня это было бы грубейшей ошибкой. В русских переводах текстов того же МАКЛЮЭНА используются именно «средства коммуникации» и «СМИ», и, конечно, они убивают всю сложность и многозначность, которые автор вкладывал в свой «медиум». Масштаб феномена теряется, когда мы отказываемся от латинского слова «медиум» и пытаемся перевести его на русский как «средство». Привычка концептуализировать коммуникацию как процесс «от А к Б», аксиоматическое представление о «нейтральности» медиа — всё это во многом обусловлено формулировкой «средство коммуникации»

Слово «медиум» для английского языка привычно, оно присутствует в массе специальных и технических контекстов, в том числе в физике и химии. И аналоги medium в русском языке очень часто содержат слово «среда», а не «средство». Это подчеркивает вездесущность, универсальность явления. И означает, что медиум — это как минимум не только инструмент, не только средство. Это среда. А среда — это нечто буквально противоположное по отношению к инструменту. Если инструмент находится внутри процесса, то среда — вокруг и снаружи. Если инструмент — это объект в руках пользователя, которым можно управлять, то среда — это, скорее, то, в чьих «руках» находится сам пользователь.

АЛЕКСАНДРА

Да, «условия возможности».

АНТОН

Русские «среда» и «средство» делят один корень, но значения у них противоположные. И эта великолепная, поразительная двойственность английского medium абсолютно отсутствует в русских терминах «средство коммуникации» и «СМИ».

АЛЕКСАНДРА

Если резюмировать, то переводить было сложно (смеется). Это тернистый и насыщенный текст, постоянно отсылающий нас и к уже известным работам в теории медиа, и к современным исследованиям (причем не переведены, как правило, ни те, ни другие). Без проверенного русскоязычного базиса, без знакомых опорных точек здесь сложно, и тем более сложно проделывать такой кульбит, переворачивать теорию с ног на голову.

Мне приходилось постоянно спрашивать себя, а то ли я вообще делаю: «это я так странно перевела или это действительно так написано?». Авторы ужимают свои тексты как могут, оставляя пространство друг другу, поэтому каждый из трех разговоров идет торопливо и интенсивно. Авторы предполагают, что их читатель уже достаточно начитан и погружен в тему, ведут с ним беседу на равных. Но я себя на равных не чувствовала — ни как читательница, ни как переводчица — и на каждом шагу терпеливо проделывала постоянную дополнительную работу: читала, искала, сверялась. Мне кажется, подобных текстов у нас на русском всё еще мало, и оттого работать над Экскоммуникацией было трепетно и непривычно.

АНТОН

Почему же тогда мы решили оставить так мало своих примечаний? Вы проделали за кадром большую работу — почему бы не превратить ее в примечания и не облегчить читателям жизнь?

АЛЕКСАНДРА