Экслибрис. Лучшие книги современности

Лахири прекрасно разбирается в мелочах — красноречивых тонкостях, раскрывающих уклад повседневной жизни, подмечает эмоциональные оттенки, раскрывающие душевное состояние персонажей. О новом доме в пригороде Бостона, куда переезжает семья Гангули, автор пишет так: «В гараже у них хранятся садовые инструменты, лопаты, ножницы для стрижки изгороди, тачка и сани. Летними вечерами на заднем крыльце вместо курицы тандури они теперь готовят мясо барбекю. Но нельзя сказать, что каждый новый шаг навстречу американской жизни дается им легко, по любому поводу они подолгу советуются с бенгальскими друзьями. Какие грабли лучше покупать — пластмассовые или металлические? Какая елка больше подойдет на Рождество — настоящая или искусственная? Теперь на День благодарения они готовят индейку, хотя Ашима не может удержаться и все же натирает ее смесью чеснока, кумина и кайенского перца. В канун Рождества они вешают на входную дверь еловый венок, лепят снеговиков и оборачивают яркими шарфами их шеи, а на Пасху красят яйца и прячут их в укромных местах дома».

Такие описания кажутся мне абсолютно правдивыми. Я сама выросла в семье иммигрантов, только в другом пригороде Новой Англии, мой отец и родители матери родом из Японии. Подобно Гари Штейнгарту в «Маленькой бестолочи» («Little Failure: A memoir»), Лахири запечатлевает то, как тщательно и осторожно принимаются решения (часто мои родители поступали так же), будь то покупка нового тостера («что о нем говорят в „Вестнике потребителя?“») или подготовка к короткой поездке (как будто в другом городе или штате невозможно купить зубную пасту или новые носки). Они постоянно о чем-то волновались и ко всему подходили очень ответственно: опасались, как бы не просрочить библиотечные книги или регистрацию машин, хранили жестянки от печенья и банки от варенья («а вдруг пригодятся?»).

Лахири пишет, что дом четы Гангули на Пембертон-роуд похож на остальные дома на улице, что дети берут в школу бутерброды с вареной колбасой и ростбифом, как все их друзья, и все же семья никогда не ощущает себя в этом милом пригороде как дома. Новости о жизни родственников в Индии приходят по почте, их шумно обсуждают по телефону посреди ночи.

Сначала сын, Гоголь, пытается оторваться от индийских корней: не общается с другими учениками-индусами, считает Индию не родиной, как родители и их друзья, а просто «Индией», как его американские приятели. Однако часто чувствует свою отстраненность и некоторую обособленность.

Только после внезапной смерти Ашоки от сердечного приступа Гоголь понимает, чем пожертвовал отец, приехав в Америку ради того, чтобы у детей были те возможности, которых дома они были бы лишены. Ашима же осознает, как сильно полюбила приемную страну, только когда собирается вернуться в Индию после смерти мужа: «Тридцать три года она тосковала по Индии. А теперь она будет тосковать по работе, по женщинам, с которыми подружилась в библиотеке, по гостям и вечеринкам. По дочке, они внезапно так сблизились с Соней: вместе ходили по магазинам, ездили в кинотеатр „Браттл“ в Кембридже[42], где показывали старые фильмы, готовили индийские блюда, которые Соня ненавидела в детстве. Она будет тосковать по стране, где она научилась любить своего мужа. И хотя его пепел был развеян над Гангом, для нее он навечно связан с этим домом, с этим городом».

Книги Джарона Ланье Вы не гаджет. Манифест (2010) На заре новой эры: Автобиография «отца» виртуальной реальности (2017)

Джарон Ланье — редкий эрудит, одинаково хорошо подкованный в науке и искусстве. Первопроходец в разработке виртуальной реальности, один из представителей поколения Кремниевой долины, участвовавший в развитии Интернета, одаренный музыкант и композитор, а также — автор нескольких значимых книг, посвященных культурным, социальным и политическим последствиям использования современных социальных сетей и цифровых технологий.

В 1980-е Ланье принадлежал, по его словам, к «жизнерадостной кучке идеалистов», которые надеялись, что цифровая революция выпустит на волю цунами творчества и инноваций, поможет наладить общение между людьми. Он верил, что виртуальная реальность, если видеть в ней «средство, способное поставить вас на место другого», проложит «путь к росту эмпатии».