Экспансия – II

– Ваш камень свалился мне на голову, – Макайр хмуро улыбнулся. – Не знаю, кто вам взваливал его на грудь и как вы его на себе носили, но у меня, чувствую, на макушке растет страшная шишка... В подробности вашей операции посвятите сейчас или накануне вылета? Да, кстати, с моей бригадой дело очень сложное... Я не убежден, что...

– В таком случае я вылечу один.

– Вы сошли с ума? Что вы сделаете один? Хотите брать ваших подопечных по очереди? Разошлете телеграммы: «Пока я буду похищать Франца, Герберту и Гуго не выходить из дома»?!

Роумэн рассмеялся:

– Удар будет нанесен одновременно. В Германии я полагаюсь на помощь армии, там будет хлопотно, девятнадцать людей СД и гестапо, брать их надо в один час, вы правы... В Лиссабоне надо будет выкрасть только одного, это для меня сделают те, кто знает, как работать такого рода комбинации... В Мадриде я задействую испанскую тайную полицию... Через час после того, как дело будет сделано в Старом Свете, я вылетаю в Аргентину...

– Куда именно?

– Я отправлю вам телеграмму перед вылетом, Роберт. Возможно, там мне понадобится помощь. Я смогу обратиться к Джону Джекобсу? Он же по-прежнему похваляется, что представляет на юге континента вас, только вас и никого кроме вас...

– Он ревнив и будет вам мешать. Пол. Обращайтесь в посольство, к военным, я попробую с ними договориться... к Джекобсу не следует... Да, ведь и вы знаете, что он отстаивает идею, прямо противоположную вашей: нацистов надо бесстрашно использовать, они подготовлены к работе и подготовлены великолепно... И с точки зрения трат – на них можно экономить, работают... готовы работать за одно лишь то, что мы их не выдадим трибуналу... Вы знаете, как я отношусь к этому, но я не хочу выламывать руки моим противникам, пусть Джекобс сам обожжется... Самый противный вопрос: сколько на это нужно денег?

– Семь тысяч долларов.

– Вы сошли с ума? – устало спросил Макайр.

– Роберт, мне очень неловко, но я подсчитал все и экономил, на чем мог...

– Я приготовил для вас десять тысяч, но был убежден, что вы едва-едва уложитесь в двадцать... Пол, я очень прошу вас, продумайте все еще раз... Давайте погодим лишнюю неделю, возьмите пару ребят отсюда, пусть я схожу в Каноссу, пусть об меня вытрут ноги наши скряги из финансового управления, но все же вы избежите такого риска, на который идете... Это неоправданный риск. Пол... Лавры победителя и так достанутся вам, это ваша победа, никто не посмеет на нее покуситься, – последний раунд вашей борьбы против наци, но мне хотелось бы, чтобы вы получили приз, вы, а не ваша вдова...

– Мне этого хочется не меньше, чем вам.

– Смотрите... Моя настойчивость может быть неверно понята, я не хочу навязываться в соавторы вашей победы... Смотрите, Пол. Тогда – последнее. Это по-прежнему – теперь даже в большей мере, чем раньше, – ваша операция, только ваша и никого другого... Будет очень славно, если вы сейчас напишете заявление с просьбой об увольнении... И датируете его любой удобной для вас датой – днями десятью, девятью тому назад. Вы понимаете, что мне – как чиновнику – это необходимо?

Роумэн растерялся:

– Не очень.

– Объясняю: в случае, если произойдет какая-то неувязка, я предам вас. Пол. Я буду обязан это сделать... Штаты не вправе подставляться, если вы проиграете и вас арестуют во время похищения нацистского креза в Мадриде... Я должен буду прокомментировать эту новость – стучу по дереву, чтобы ее не было, – следующим образом: «Мистер Роумэн не является сотрудником разведки с такого-то и такого-то числа, все его поступки представляют собой личную инициативу упомянутого джентльмена, ответственность за действия которого не несет ни одно правительственное учреждение Соединенных Штатов».

– Мне это не очень нравится, Роберт.

– Мне тоже. Поэтому я снова предлагаю: садитесь в мой кабинет, разрабатывайте операцию, будем пытаться ее утвердить на самом верху, – в чем, правда, я мало уверен, – берите моих людей, готовьте их к делу, летите вместе: тогда мне придется быть повязанным с вами – волей-неволей...

– Сколько шансов, что вы утвердите этот план у начальства?

– Десять из ста.

Роумэн вынул из кармана португальскую самопишущую ручку, взял со стола Макайра лист бумаги и написал заявление.

Тот спрятал его в сейф, достал оттуда пачку денег, протянул их Роумэну, заметив при этом с горестным сожалением:

– Вы что-то скрываете от меня. Пол... Это ваше право, я не навязываюсь в друзья, но все же мне кажется, что вы делаете глупость...

Штирлиц (Кордова, сорок шестой)