Экспедиция «FAMOUS»

— Очевидные тектонические микроразломы с выходом коренных пород на поверхность вблизи микроразломов, — диктует он на магнитофонную ленту.

Около разломов коренная порода напоминает по своей структуре слоеное тесто в руках пирожника. Она подвергалась уплотнению, деформациям. Все внешние воздействия отпечатались на ее поверхности. Шукрун жадным взором обшаривает пейзаж. Каждые пяти секунд фотовспышка озаряет дно.

— Ги, сделай пол-оборота, чтобы я мог рассмотреть разломы вплотную…

Скъяррон послушно описывает большую дугу и, как говорят моряки, «замирает», повернувшись к стене носом, у основания последней ступени. Что касается Жарри, то он обратился в слух — пытается уловить, нет ли в шуме двигателей каких-либо отклонений. Все в порядке. Внутренне он ликует. Его идея была правильная. Исправно несут свою службу бодрюши. Он не произнес ни слова, но во взгляде его светится молитва: «Господи, сделай так, чтобы эти двигатели, эти чертовы двигатели не подвели!»

— Движение левостороннее! — крикнул Шукрун.

Этот возглас ничуть не взволновал спутников Шукруна: им непонятен подтекст сказанного.

— Посмотри-ка, Ги. Доказательство налицо. Вот оно, старина! — добавляет он.

На вертикальных плоскостях ступеней четко проступает сланцеватость — это так называемая сланцеватая масса. Осадки — ил, состоящий из отмерших планктонных скелетов, в частности из глобигерин, — консолидировались в породу — нечто вроде слоистого известняка, из которого давлением была вытеснена влага. Нерастворимые частицы накапливались на плоских поверхностях, образуя «прослойки», перпендикулярные к направлению давления. Таким образом, эти прослойки вертикальны, но они находятся под определенным углом к поверхности стены. Отсюда явствует, что давление было направлено по горизонтали, но под определенным углом по отношению к этой стене; сила, видимо, была приложена в направлении с северо-востока на юго-запад. И ориентация этой силы абсолютно точно соответствует перемещению северной, то есть Американской, плиты на запад. Следовательно, знаменитое «левостороннее движение» Шукруна доказано.

Все это он понял сразу же при виде тончайших структур на ступенях, которые находятся от него всего в 50 сантиметрах. Но ему надо представить веские доказательства там, на поверхности.

— Ближе, Ги, ближе! — требует он.

— Если ты хочешь подойти еще ближе, то для этого ты должен выйти из аппарата, — раздраженно отвечает Скъяррон.

Нос «Сианы» покоится теперь на первой ступени. Схватив фотоаппарат марки «Никон», Шукрун делает цветные снимки во всевозможных ракурсах. Опьяненный своим открытием, он в течение доброго получаса заставляет ныряющее блюдце рыскать от одного разлома к другому, наудачу берет пробы, фотографирует, диктует в магнитофон свои описания. Мало-помалу в его мозгу уточняются структура и границы поля разломов. Простираясь на сотни метров с востока на запад, поле разломов располагается на уступе, который связывает южное плато со склоном самой глубокой части V-образной долины. Каждый из разломов представляет собой тонкую трещину в осадках, которая расширяется, тянется метров пятьдесят, затем замыкается. Но за нею уже тянется другая трещина. «Это можно было бы сравнить, — скажет позднее Шукрун, — с очень толстым листом картона, который кто-то пытался разорвать, но не довел дело до конца. Вдоль всего этого разрыва, или, вернее, надрыва, можно увидеть, как образуются щели и линии надлома».

— «Сиана», я «Норуа». Вот уже больше часа, как вы пасетесь в одной и той же зоне. Когда вы полагаете начать продвижение на север?

В аппарате TUUX трещит голос Ле Пишона.

— Видишь, твой шеф наверху беспокоится, — шутит Жарри. Как это ни печально, но дан приказ спуститься по склону в V-образную долину. В последний раз смотрит Шукрун на убегающие от него лестничные ступени, через которые он перелетает на двухметровой высоте. Наконец они исчезают в ночи.

«Фантастика, — думает он, — мы приземлились почти наугад в 400 метрах от предусмотренного программой места после всех этих испытаний двигателей — и так вот, с бухты-барахты, попали в ключевую зону!»

19 часов 15 минут.

Наверху солнце закатывается за горизонт. Собравшись у правого борта поблизости от аппарата TUUX, небольшая группа моряков, ученых и инженеров мысленно следует за «Сианой» в ее неспешном спуске на дно разлома, которое отделено от них 2800-метровой толщей воды. На таком расстоянии, если бы вода была совершенно прозрачна, они увидели бы только тусклый, слабый свет прожекторов, который, вероятно, казался бы неподвижным из-за крайней ограниченности перемещений в этом обрывистом и тесном ущелье. Те, кто проникал в мир вечного мрака, закат солнца — этот миг всеобщего покоя, миг расставания со светом — воспринимают с особой остротой. Ветер стихает. Наступает тишина. Бьет час разгула красок, когда море и небо на мгновенье сливаются. Для сидящих в аппарате солнечный закат лишен смысла. Для них понятие дня и ночи не существует. Их отсчет времени начинается с нуля, с того самого момента, когда они достигают дна.