Экспедиция идет к цели

Потом ставили юрты и палатки. Одни тащили решетчатые стенки — ханы, другие — кошмы, жерди, двери. Всеми командовал старик Лубсан, давний знакомый Сандага и Тимякова.

— Слушай, Чулун, или у тебя голова закружилась от кумыса? — ругал он неповоротливого парня в войлочной тюбетейке. — Кто же ставит весной юрту на бугре? Тащи-ка решетки сюда! Ставь здесь, да нижнюю часть решетки раздвинь пошире — юрта будет устойчивее при ветрах. Молодость… учить вас некому, — сокрушенно качал он головой. Сам он двигался мало, только покрикивал. Сразу чувствовалось, что он здесь большой начальник.

— Петли у верхних жердей сделай короче! — кричал он другому. — Наружную кошму попортишь, мангус бестолковый…

Старик следил, чтобы юрты ставили на ровном месте, где нет нор и кладовых мышей-полевок, чтобы не перекручивались пояса юрт, чтобы войлоки не слишком свисали на землю.

Лубсану нравилось распоряжаться. На его добродушную брань никто не обижался, и все его приказания выполняли охотно.

Хотя у Лубсана и был грозный, неприступный вид, Чимид обратился прямо к нему, признав в нем главного.

— Кто ты такой и чего тебе нужно? — сурово спросил Лубсан. — Болтаетесь здесь без дела!

— У меня сестра умирает… врача нужно, — запинаясь, выдавил из себя Чимид. — Мне сказали — поможет.

Лицо старика смягчилось. Он всмотрелся в Чимида.

— Уж не Доржиев ли ты сын?

— Он самый и есть, — обрадовался Чимид. — Мой отец три года назад умер.

— Знаю, знаю. Как-то вместе с ним кочевали.

— Я вас помню, дедушка Лубсан.

Старик крякнул, вынул из-за голенища трубку и набил ее табаком.

— Какой же я дедушка, — обиделся он. — Я твоему отцу ровесник, пустая голова! Вон видишь — русская девушка. Валя. Иди к ней, она посоветует, что нужно делать. Скажи: товарищ Лубсан, сторож экспедиции, послал. — И он отвернулся от Чимида, занятый своим делом. Лубсан рассудил правильно: больной девушкой должна заниматься здоровая девушка. Если Долгор в самом деле умирает, ее отвезут в Дунду к врачу. На машине быстро можно добраться.

Чимид несмело подошел к Басмановой. Он не верил, что эта девушка, такая молодая, не старше Долгор, сможет вылечить ее.

Валя долго не могла понять, чего от нее хочет этот монгольский парень с печальными глазами. Он куда-то звал ее. В конце концов, махнув безнадежно рукой и дав себе клятву заняться языком, она сказала:

— Явна[22], нохор[23], пошли. Посмотрю на твою Долгор, хоть и не врач я. Аптечка у нас есть…

Перед закатом солнца все сидели у костра. Пили чай. По верховью урочища проходил караван. Тих был весенний вечер, окрашенный в багряные тона. Мелодичный перезвон ботал каравана, мерно шагающие в багряную даль тяжело нагруженные верблюды создавали величественную картину. За беспокойной линией гор Тимякову чудились и снеговые громады Тянь-Шаня, и кипучая полоса Ганьсу с ледниками Нань-Шаня за ней, и знойная Алашаньская пустыня.

У палаток и юрт на земле расселись кочевники из ближайших селений. Покуривали трубочки, иногда задавали вопросы. Вдали чернели обрывы скал. Рядом стояли оседланные и стреноженные кони, уже который час терпеливо поджидающие своих хозяев. Радист Май-дар подошел к небольшому движку на колесах, крутнул два раза ручку; раздалось тарахтенье, и неожиданно над лагерем вспыхнула электрическая лампочка, во всех юртах и палатках тоже зажглись огни.

Араты повскакали с мест, загалдели, окружили столб, на котором висела электролампа; они с изумлением и восторгом смотрели на этот первый электрический свет в безграничной степи. А потом из юрты, где была развернута радиостанция, хлынули звуки: музыка, разговор, песни. Казалось, лагерь экспедиции отделяют от большого мира не сотни километров, а всего лишь ближайшие сопки.

Пушкарев поселился в одной юрте с агрономом, исполнявшим также обязанности метеоролога, Дамба-суреном и Цокто. За несколько часов в степи вырос целый городок из юрт и палаток — майханов. На высокой мачте радиостанции затрепыхался красный флажок. Даже успели развернуть метеостанцию.

Это была первая ночь на новом месте, где Пушкареву и другим предстояло жить, возможно, до зимних холодов, а то и до будущей весны — все зависит от того, как пойдут дела.

Ночью все спали плохо, ворочались. Пушкарев видел в открытое верхнее отверстие юрты черное небо с крупными стрельчатыми звездами и думал о Вале Басмановой, и от этих дум сладко ныло внутри, горела голова. Есть в этой девушке что-то притягательное. Основной горизонт… У каждого человека должен быть основной горизонт — глубина его чувств, его отношение к миру, к людям. Но основной горизонт чаще всего бывает прикрыт осадками из внешней среды, «верховодкой». И «верховодка» у каждого бывает своя: то ли деланное бодрячество, то ли юмор, которым иногда хочется прикрыть нечто серьезное — скажем, любовь…