— Ничего, все скоро останется позади, и мы вернемся домой, — говорил он.
«И откуда у него берется энергия?..» — удивлялся Пушкарев. Выносливость ученого казалась ему сверхъестественной. Географ даже не прикладывал мокрый платок к губам: он берег воду — скромный остаток на дне фляги. Андрей Дмитриевич хорошо понимал, в каком тяжелом положении очутилась экспедиция по милости Карста.
Ему казалось, что и в истории гибели верблюдов как-то замешан Карст. Как замешан Карст, он не знал, но не верил, будто верблюды отравились. Такого случая, чтобы верблюд за верблюдом падали на землю, еще не было. Нет, они не объелись баглуром и ядовитым ковылем. Тут было что-то другое. А Карст только ухмылялся. Предъявить ему обвинение они не могли: за Карстом все время наблюдали, он не делал попыток к побегу, не жаловался. Он только ухмылялся, словно бы поддразнивал их, говорил всем своим видом: «Я хитрее всех вас. Вы простаки. Мы могли бы уложить вас всех, но я редко прибегаю к оружию. Убить члена правительства Монголии и крупного русского ученого — не в моей манере. Мое оружие — ум. Я все равно вывернусь, уйду и на этот раз».
Цокто шагал в каком-то забытьи. Он потерял представление обо всем и не подозревал, что считанные часы отделяют его от смерти. И сон и явь смешались.
Они брели по плоским пескам, их окутывал красноватый сумрак. Иногда ветер поднимал в воздух тучи пыли, и она спирала дыхание, лезла в глаза и рот. Тело мучительно зудело. Они шли, крепко держась за руки, чтобы не потерять друг друга. Хотелось пить. Воды не оставалось ни капли, а Сандаг вел и вел их на юг…
Цокто грезилось, будто с ними бредет и убитый Очи-ром старик Дамдин, тот самый, который прислал в учком красные камни и алмаз.
Дамдин вынимает из-за пазухи узелок и развязывает его.
«Драгоценные камни, — говорит он. — Много камней! За каждый камешек можно купить верблюда и бегунца. Но разве купишь в пустыне хотя бы глоток воды?» И старик бросает камни в песок. Цокто видит, как глубоко ввалились глаза его спутников. Их губы потрескались, сочатся кровью.
«Я знаю колодцы Балбырха, — неожиданно произносит Тимяков. — Четыре колодца!.. Вода в них солоноватая, но вполне пригодная для питья. Они за той грядой…»
Вместе со всеми Цокто поднимается на гряду. С вершины открывается вид: бесконечное взволнованное песчаное море. А где же колодцы? Они будут, должны быть…
Он очнулся, когда услышал голос Сандага:
— Привал!
Измученные люди сбились в кучу, они хотели пить, а солнце жгло и жгло их лица и руки.
— Не понимаю, почему я должен умирать вместе с вами от жажды? — сказал Карст. — Дайте мне проводника, и я вернусь в свой лагерь.
— Я проведу его! — хриплым голосом выкрикнул Очир. — Все равно мы все умрем без воды… Я не пойду дальше! Я не давал обещания подыхать вместе с вами… Цокто, ты идешь с нами?
Цокто нехотя поднялся, взял пустую флягу, раскаленную солнцем, отшвырнул ее в сторону и выкрикнул:
— Очир — японский шпион, князь из-за границы! Я знаю. Он отравил наших верблюдов и оставил нас без воды. Хватайте его!.. Он убил Дамдина…
Он хотел сказать еще что-то, но не успел: грянул выстрел, и Цокто, хватаясь за живот, медленно стал опускаться на песок.
Очир кинулся к верблюду, но Тумурбатор ударом кулака свалил его на песок. Очира скрутили по рукам и ногам.
Все обступили Цокто: он еще был жив, но черты его лица сразу как-то преобразились, стали тоньше, одухотвореннее от страдания.
— В сомоне заговор… — прошептал он. — Бадзар, Бадрах, Накамура… Дамдина ищите в пропасти Ногон-Могой…
Он умолк.
Сандаг взял его руку: Цокто был мертв.
Все произошло так быстро, что люди стояли потрясенные и не знали, как действовать дальше.
Только Тумурбатор не потерял присутствия духа. Он подошел к Карсту и прошипел:
— Ты — шелудивый пес, это твоих рук дело, я знаю. Я пристегну тебя к себе веревкой, и ты будешь идти до тех пор, пока не подохнешь…
Он и в самом деле опоясал Карста веревкой и другой конец ее привязал к своему поясу.
Цокто положили в яму, засыпали песком и двинулись дальше. Очира взвалили на верблюда, привязали к седлу ремнями.
Они шли по песчаной равнине, и никто не обратил внимания на тусклую оранжевую радугу на западе. То был грозный знак: шла буря!
— До погранзаставы совсем немного! — сказал Сандаг. — Вон там тополевая роща урочища Балбырха… Будем идти, пока хватит сил… Тут рядом…
Ветер налетел неожиданно. Горячая желтая пыль высокой, упирающейся в небосвод стеной надвигалась с запада. Сразу стало темно. Пустыня пронзительно завыла. Все металлические вещи наэлектризовались, с них сыпались искры.
То, чего путешественники избежали в Нэмэгэтинской котловине, все-таки настигло их. Крутился, плясал песок, поднимался до неба, желто-серые смерчи сбивали с ног людей и верблюдов. Верблюды ревели и не хотели идти. В воздухе летали шары «травы-ветра»— перекати-поле.
Тумурбатор стащил с седла Очира, распутал ему ноги.
— Пойдешь сам. Попробуешь убежать — убью! Верблюду отдых нужен.
Но Очир не собирался бежать. Куда бежать?..