…А в лагере в самом деле начался переполох. Первым хватился пропажи верблюда и Очира все тот же Тумурбатор. Он дубасил себя могучими кулаками по лбу, приговаривая:
— Глупый осел, а не пограничник — вот кто я! Я этого дьявола найду хоть под землей!..
Медлить было нельзя. Сандаг и Тимяков первыми выскочили в западные ворота и кинулись к форту Агатан-хото, куда еще мог бежать Очир, как не к реке?!
Остальные, собрав одеяла и наскоро завьючив двух оставшихся верблюдов, тоже двинулись к форту. Никто не знал, удастся ли им вернуться в Хара-Хото. Карст вприпрыжку бежал на веревочной привязи за Тумурбатором, который скрипел зубами от бессильной ярости. Ему казалось, что в побеге Очира повинен хитрый Карст, и готов был растерзать его.
Занимался рассвет. Они шли по блестящей черной равнине; потом потянулись высокие холмы, поросшие багряным тамариском. Зажглась малиновым пламенем башня Боро-Цонджи. Около каждого субургана, напоминающего богатырский шлем, хотелось остановиться, исследовать его, но приходилось спешить.
Они шли на северо-запад, приближаясь к реке.
Когда пересекали древнее каменное русло, заваленное стволами деревьев, сохнущих, должно быть, не одну сотню лет, Карст сказал Тимякову и Сандагу:
— Вы можете проверить истинность моих слов о сокровищах, которые я закопал здесь. Возьмите сокровища и отпустите меня — больше ничего не прошу.
— А ваш друг Очир за это время, пока мы тут будем раскапывать несуществующие сокровища, уйдет подальше, а потом, набрав шайку головорезов, постарается освободить вас и перестрелять нас, — насмешливо отозвался Сандаг. — Не считайте себя, господин Карст, умнее и хитрее всех.
— Да я и не считаю. В заговоре с Очиром не состою, о том, что он замыслил побег, не знал. Вряд ли Очир бросится освобождать меня. Он небось сейчас старается как можно дальше унести ноги.
— Не пытайтесь усыпить нашу бдительность…
Нет, Карст не обманывал Сандага и Тимякова: серебряные слитки, найденные им много лет назад в Хара-Хото, действительно были припрятаны в мертвом лесу, и Карст сейчас готов был отдать их за одно-единственное: за свободу. Ему нужна была свобода! Даже кости динозавров, добытые с таким трудом, он готов был бросить. И самое любопытное: он так же, как и все члены экспедиции, рвался обратно в Монголию. Сперва он делал вид, что хочет вернуться к своему каравану в Нэмэгэтинскую котловину и якобы за кости динозавров, если его выпустят с караваном, готов отдать серебряные слитки; а на самом деле имелась более веская причина для возвращения в Монголию: письмо Бадраха он уничтожил сразу же, как только получил его, но там имелись такие строки: «Когда кости динозавров будут переправлены в Нинся, возвращайтесь в пещеру Тары без каравана, налегке, с верными людьми. Я буду ждать вас в пещере 12 августа, приготовлю верблюдов. Мы должны вывезти сокровища, которые сделают нас необыкновенно богатыми людьми. Отцу я сказал, будто выезжаю во Внутреннюю Монголию в ставку князя Балдана. Это так, на всякий случай, чтобы запутать след».
Вот почему тогда, в Нэмэгэтинской котловине Карст не позволил своим людям затевать перестрелку: он боялся осложнений, — ведь на поиски экспедиции могли выехать пограничники и работники МВД, и тогда весь район оказался бы недоступным, а сокровища, на которые намекал Бадрах, уплыли бы из рук.
Этот мерзавец Очир, конечно же, даже не подумает освободить его. Может быть, зря он не взял Очира в пай? Но теперь уж поздно жалеть о чем бы то ни было. Только бы выпутаться из всей истории до двенадцатого августа!
Если уж Бадрах не страшится распространять слух о своем отъезде за границу, значит, он в самом деле решил эмигрировать, прихватив сказочные богатства.
— Отпустите меня, и я клянусь больше никогда не появляться в Монголии! — закричал он в отчаянии.
Карст был прав: Очир меньше всего помышлял об его освобождении. Да и не до этого ему было. Он кулем висел между горбами верблюда, солнце припекало все сильнее, а бактриан лениво переползал с одного бархана на другой, пожирал колючки, и ни окрики, ни свист, ни толчки не помогали. Насытившись, верблюд решительно повернул к мертвому городу. Можно было бы свалиться на землю. Но дальше что? Лежать под палящим солнцем на раскаленном песке? Освободиться от ремней и веревок все равно не удастся. Только бы проклятое животное не стряхнуло его с себя. Когда Очир, придя в отчаяние, укусил верблюда, тот остановился, стал реветь и плеваться.
В более глупое положение Очир еще не попадал.
Верблюд меланхолично вошел в западные ворота Хара-Хото. Очир представлял, какой фурор вызовет его появление. Но его встретила глухая тишина. Ушли…
Он вздохнул с облегчением. Уложил верблюда, сполз на землю и укрылся в тени. Хотелось пить и есть.
Постепенно радость сменилась глубоким унынием. Сюда на помощь никто не придет. Здесь царство смерти, и кочевники далеко стороной объезжают заклятое место. Надеяться на выручку бессмысленно.
Нужно снова взобраться на верблюда. Может быть, он все-таки пойдет на запад, к реке? Верблюду тоже нужна вода…