Экспедиция в Россию. От Невы до Алтая

[…] Как лишить себя радости поблагодарить непосредственно Вас лично за Ваше милостивое дружеское памятование обо мне, за небольшое письмо, последовавшее за мной при возвращении из легендарной Поднебесной, с монголо-китайского пограничного форпоста Баты (Хонимайле-ху) в Усть-Каменогорск, в границы человеческой цивилизации. Письмецо стало для меня двойным сюрпризом: я не мог и надеяться, что среди развлечений имперской столицы в Вашей памяти могло столь живо сохраниться место для моей сибирской жизни на природе и для моих подземных разысканий. Лишь благодаря Вам и не без гордости за свое отечество я узнал, что немецкий язык не только звучит во всей чистоте и мягкости из Ваших уст, но что и на письме Вы умело преодолеваете все сложности нашего языка. Я сокращу выражение моих благодарных чувств, чтобы не ввести Вас в искушение считать, подобно нашим соседям по ту сторону Рейна, немецкий синонимом к скучному. Ваше любезное письмецо будет сохранено в семейном архиве в качестве воспоминания Вашей благожелательности, Вашего участия в неустанных и, может быть, сумасбродных сорокалетних предприятиях путешествий.

Доверяясь этому участию Вас и высокочтимого г-на министра, последнее любезное письмо которого от 19 (31) июля я получил только что, рассказываю Вам: как, покровительствуемые хорошей погодой, мы объехали всю Иртышскую казачью линию вдоль Киргизской степи от Нарыма и Краснояра (восточнее Бухтарминска) до Троицка; как в Семипалатной, Петропавловске и Троицке мы чувствовали себя среди ташкентцев, хивинцев и прочих жителей юрт совершенно перенесенными в глубины Азии; как за неделю с 22 августа по нынешнее число мы познакомились с прекрасными золотыми приисками близ Мияска [Миасса]¹⁴⁷ и с промышленными заведениями Златоуста, как мы восходили на Таганай, где (говоря о падении, я не могу, конечно, продолжать нанизывать длинный немецкий период в единственном числе) где я, при падении в болото, повредил – к сожалению, не себя самого! – мой последний барометр; как мы здесь, лишенные долгое время европейского образа питания, смогли удовлетворить нашу прозаическую потребность в еде у гостеприимного директора завода г-на фон Угте [Агте]; как в Мияске в лице гг. Гофмана¹⁴⁸ и Гельмерсена¹⁴⁹ мы нашли двух весьма и весьма образованных, скромных, приятных молодых путешественников, и, во имя науки, приносим благодарность замечательному министру, который доставил таким людям возможность исследовать геологически важную часть гор России… Завтра утром мы едем в Кыштым, а затем возвращаемся в Мияск, чтобы сразу после того отправиться в Оренбург, где мы надеемся быть 8 сент. (ст. стиля). Мое здоровье неизменно так же, как и мое удовольствие от дикой природы; и я только что возвратился (Вы не смогли бы отгадать, откуда) – с бала, данного нам здешними мастеровыми… […]

Полагаю, у Вас нет сомнений в моей живой радости по поводу побед на Балканах и в Эрзеруме.

Розе

Для нашей экскурсии на Таганай мы вышли рано, но, к сожалению, погода едва ли нам благоприятствовала. Уже утро выдалось хмурым и туманным, не обещая ясного дня, притом что днем накануне погода была прекрасной. Нам следовало бы отложить экскурсию, но, поскольку все приготовления были уже сделаны, мы тем не менее выступили, надеясь, что погода прояснится. Однако по мере того, как мы продвигались к вершине, туман только сгущался; пока не пошел, наконец, настоящий дождь, не прекращаясь, если не считать небольшие перерывы, весь день. Таким образом, мы не могли с горы разглядеть ничего из окружающей местности и провели лишь немногие геологические наблюдения. При этом мы имели несчастье лишиться нашего последнего барометра, когда на пути туда г‐н фон Гумбольдт оступился и упал, разбив трубку барометра. Таким образом, мы были лишены возможности измерить высоту горы, и экскурсия принесла мало результатов¹⁵⁰.

Канкрину

Мияск, 3 (15) сентября 1829 г

Вчера я пережил здесь, на азиатской стороне Урала, мой 60‐й день рождения, – важная веха, поворотный пункт жизни, с которого приходится раскаиваться, что многое не удалось сделать раньше того времени, когда старость отнимает силы. Тридцать <лет> тому назад я был в лесах Ориноко и на Кордильерах. Вам обязан я, что нынешний год, благодаря массе новых идей, собранных на обширном пространстве (мы проехали уже более девяти тысяч верст от Петербурга), стал для меня важнейшим годом моей неспокойной жизни. А какие еще могут найтись минералогические и геологические ценности, когда мы с проф. Розе в Берлине окажемся в окружении коллекций с Урала и Алтая?