Экспедиционный корпус

Мартовская ночь в горах очень длинна, и всем нам удалось хорошо отдохнуть и выспаться. Перед рассветом, позавтракав и потушив костер, мы двинулись дальше. Снег перестал, ветер утих, и ясное утро внушало радужные надежды.

Но по глубокому снегу итти было тяжело, и в полдень мы вынуждены были остановиться на отдых.Однако задерживаться надолго нельзя было, и через час мы снова тронулись, держа курс на восток (у нас был компас, подаренный канадцами).

В этот день остановку на ночлег пришлось сделать раньше, потому что Макаров до того ослаб, что не мог двинуться с места. У него опухло горло, ему трудно было дышать. Приходилось нести его на развернутой палатке.

Такой удобной площадки, как в первую ночь, найти не смогли. Остановились под густыми деревьями, под которыми сравнительно было тихо и тепло. Развести костер на открытом месте не решились, боясь привлечь внимание пограничной стражи.

Ночь без костра показалась намного длиннее. Макаров не спал, он сидел в полузабытье, прислонившись к дереву. Я и Оченин сели по бокам, поддерживая больного плечами. Фельдшер предложил ему выпить кружку вина и принять аспирин. После этого он почувствовал себя несколько лучше и попросил есть. Перед тем как пойти дальше, фельдшер смазал ему горло иодом и хорошо забинтовал шею. Со Станкевичем также было немало хлопот. На каждой остановке ему тщательно смазывали рану и накладывали бинт.

После третьей ночевки мы тронулись без завтрака. Но шли бодро, будучи уверены, что в этот день обязательно дойдем до швейцарской границы, где надеялись на хороший обед и отдых. Однако наступил и четвертый день, а границы все еще не было.

Мы шли гуськом – след в след. Впереди Оченин, за ним л, после меня Макаров, за ним Станкевич, фельдшер и остальные. Во время обхода одной очень крутой скалы фельдшер, наблюдая за шедшим впереди Макаровым, сорвался вместе с кустом, за который он держался, и полетел в пропасть. Все мы сочли его погибшим, но минут через пять снизу раздался тихий крик. Услышав крик, Оченин, я и еще несколько человек начали осторожно спускаться вниз. Оказалось, пролетев немного, фельдшер счастливо зацепился ремнем за острый выступ скалы и спасся.

*

Голод давал себя чувствовать, всем страшно хотелось есть. Но Оченин разделил остатки хлеба и сыра между Макаровым и Станкевичем, и мы продолжали двигаться вперед, стараясь не думать о голоде и напрягая последние силы.

Наступил рассвет. Люди были сильно измучены, в особенности двое больных. Они еле-еле волочили ноги. Макаров до того ослаб, что двигался поддерживаемый товарищами. Сильный Оченин шел впереди. Итти первым – это было очень трудно, пробираться по следам несравненно легче. Некоторые товарищи хотели заменить его, но он отказался от этого.

Пройдя по лесу метров пятьдесят, Оченин вдруг остановился и спрятался за большое дерево, подавая нам знак соблюдать тишину. Когда мы подтянулись к нему, он указал рукой вперед.

Метрах в сорока под деревом стояли четыре койки. На койках лежали люди во французской военной форме и как будто крепко спали.

Мы присели за деревьями в снег и думали, что дальше делать. Некоторые предлагали подойти как можно ближе и открыть стрельбу из револьверов. Другие советовали осторожно отступить назад и стороной обойти пограничников.

Оченин ни с одним предложением не согласился. Он выдвинул свой план. Четыре человека пз нас должны осторожно подобраться к пограничникам и, если удастся, быстрым налетом отобрать у них винтовки. Остальные товарищи должны быть на чеку. План Оченина был принят. Желающих итти разоружить французов нашлось больше, чем нужно. Оченин взял с собой меня и еще двоих. Он предложил нам: револьверы держать в руках, но спрятанными в карманах, стрельбу без его команды не открывать, стараться без шума отобрать винтовки у пограничников.

Когда до спящих осталось несколько метров, Оченин, шедший впереди, остановился и подал знак. Мы начали осторожно выходить влево на одну линию с ним. Затем он махнул рукойт и мы бросились к французам.

Винтовки были в наших руках. Проснувшиеся французы поднялись на койках и встретили наведенные дула. Они сразу не могли понять, в чем дело, и растерянно смотрели на нас, не произнося ни слова.

В этот момент оставшиеся в засаде восемнадцать товарищей подбежали к нам. Наконец пограничники пришли в себя, и один из них проговорил:

– Что. такое? Русские солдаты?

– Да, товарищи, русские солдаты, – ответил Оченин.

Французы встали с коек и подняли руки вверх. Это были старые, лет по пятидесяти пяти, солдаты, которых обычно на фронт не отправляли, и они несли гарнизонную службу внутри страны.

Оченин передал мне винтовку, а сам подошел к французам и начал отстегивать у них пояса с патронташами. Французы не сопротивлялись. Похоже было, что они не особенно удивились своему разоружению и пленению неожиданно появившимся в родной стране «неприятелем».

Французы начали спокойно складывать своп легкие походные железные койки. Прикрепив к ранцам, они закинули их за спины. Переговоры повел фельдшер, – он лучше всех нас говорил по-французски.