Экспедиционный корпус

Ночью нас доняли крысы. Их было целое стадо, мы вооружились железными прутьями и отбивались, как могли. Всю ночь провели без сна, заснули лишь на рассвете.

В восемь часов утра открылась дверь. Охранник принес завтрак. Попытка узнать от него, когда нас освободят или отправят в Африку, результатов не дала.

На пятый день нашего пребывания в крысином царстве в подвал явились три охранника и предложили собраться. Собираться долго не пришлось — все имущество было на нас.

Охранники повели нас в суд. Придя туда, мы слушали, как судили старшего унтер-офицера первой роты второго полка Логачева, георгиевского кавалера. Кроме четырех георгиевских крестрв и четырех медалей Логачев имел французский крест «круа де герр» и черногорскую медаль с надписью «За храбрость», подаренную ему королем Черногории Николаем во время смотра русских войск.

По возрасту Логачев был самым старым солдатом в наших войсках, находившихся во Франции. Звание старшего унтер-офицера и знаки отличия он получил не за то, что хорошо знал военную службу, как другие, а за отличия в боях. Как совершенно неграмотный, он не был ни взводным, ни отделенным командиром, — он был сам себе хозяин и никаких обязанностей в роте не нес.

— Какой ты роты? — спросил его председатель суда.

— Первой роты второго особого полка, — ответил кряжистый Логачев.

— Сколько тебе лет?

— Сорок два года.

— Взводный командир?

— Нет, не взводный.

— Отделенный командир?

— Нет, не отделенный.

— Кто же ты тогда?

— Никто, — ответил Логачев.

— Ты же старший унтер-офицер? — снова спросил председатель.

— Да, так точно, старший унтер-офицер.

— Чем же ты командовал? Взводом, отделением?

— Ничем! Сам собой. Я неграмотный.

— Почему ты не вывел из ля-Куртина своих людей?

— У меня не было никаких людей. Я кругом один.

— В каком ты взводе числился?

— В третьем взводе, в первом отделении.

— Почему же не принял мер к выводу хотя бы первого отделения?

— Узды не было, а без узды никого не обратаешь, — ответил Логачев.

— Прошу отвечать без шуток! — сердито крикнул председатель.

— Я не шучу, я серьезно говорю… Попробуй без узды, выведи…

— А почему сам не вышел из ля-Куртина и не выполнил приказа представителя русских войск во Франции генерала Занкевича?

— Я неграмотный, приказов читать не умею, а из Куртина в Фельтен не ушел потому, что не хотел, — спокойно заявил Логачев.

— Значит, сознательно не вышел из Куртина? — спросил председатель.

— А вам какое дело? Не пошел — и вся недолга, значит, не хотел…

— Вопросы имеются к обвиняемому? — обратился председатель к членам суда.

Они отрицательно покачали головами. Суд ушел на совещание и через несколько минут был оглашен приговор:

«Старшего унтер-офицера первой роты второго особого пехотного полка Логачева, за неисполнение приказа генерала Занкевича, за невывод солдат первого отделения третьего взвода первой роты и за невыход лично самого Логачева из ля-Куртина, — суд постановил разжаловать в рядовые».

В зале стояла тишина.

— А как быть с крестами и с медалями? — спросил вдруг подсудимый.

— Кресты и медали можете продолжать носить, — ответил председатель суда.

— А почему вы меня крестов не лишили?

— Не имеем права, — сказал председатель.

— Ежели кресты снять права не имеете, значит и разжаловать меня не можете, — заключил подсудимый.

— Военно-революционный полевой суд имеет право судить и разжаловать! — раздраженно сказал председатель.

— Ну, раз разжаловали, так берите и кресты! — крикнул Логачев.

С этими словами он сорвал с груди тяжелую колодку крестов и медалей и бросил ее в лицо председателя. Потом, схватив со стола чернильницу, ударил ею о стол и, выругавшись, выскочил из залы суда, на ходу срывая погоны с нашивками. За эту выходку суд дал ему дополнительное наказание: пять суток темного карцера.

Собравшиеся у помещения суда солдаты устроили Логачеву шумную овацию.

Следующая очередь была моя. Проделав обычную процедуру, суд вынес решение: разжаловать меня из унтер-офицеров в рядовые.

Этой же участи подверглись Макаров и Оченин. Последний, выслушав приговор, вынул из кармана пятисантимовую монету и, положив ее на судейский стол, сказал:

— Вот вам за хорошую службу.

Взбешенный председатель крикнул:

— За оскорбление суда пять суток темного карцера, на хлеб и воду!

— А какая разница — карцер или крысиный подвал! — бросил Оченин.

Нас вывели из зала суда и снова упрятали в подвал.

*

На восьмой день ареста нам объявили, что сегодня же нас отправят в Африку с группой ля-куртинцев в пятьсот человек.

В двенадцать часов дня два охранника повели нас на вокзал. Товарищи позаботились о передаче нам вещей, оставленных в казарме. Получив на вокзале шинели и ранцы, мы распростились с друзьями и сели в указанный охранниками вагон, до отказа набитый солдатами. Вскоре к поезду был прицеплен паровоз, и эшелон двинулся на юг.