Экспедиционный корпус

Капитан Савицкий ехал верхом впереди своей минометной команды. Когда он доехал до заградительного отряда фельтенцев, ему предложили сдать оружие. Не сказав ни слова, он сошел с лошади, вынул шашку из ножен и ударил ею о согнутое колено. Хрупкая тонкая сталь переломилась. Бросив в сторону обломки шашки, Савицкий сорвал с плеч капитанские погоны. Не обращая ни на кого внимания, он быстро пошел дальше. Офицеры не посмели обыскать его. Они молча смотрели вслед капитану. Позже нам стало известно, что Савицкого объявили психически больным.

С последней группой пулеметчиков вышел из лагеря Глоба. Когда он показался в местечке, офицеры набросились на него с обнаженными шашками. Находившиеся тут же французские солдаты отбили Глобу, вывели его под усиленным конвоем из местечка и передали французскому начальству. Глобу судил военно-полевой суд и приговорил к ссылке в Африку.

После обыска нас выгнали в поле. Целый день мы пробыли голодными, только вечером нам дали хлеба и рыбных консервов — граммов по сто. Не успели поесть, явился к нам человек в полковничьих погонах. Его сопровождала группа младших офицеров. Полковник начал выкликивать ля-куртинцев по фамилиям. Первыми вызвал членов отрядного и полковых комитетов и председателей ротных комитетов. Их отвели в сторону. Затем были вызваны члены ротных комитетов, унтер-офицеры и рядовые, которые часто выступали на общих собраниях против Временного правительства.

На следующий день, пятого сентября, солдаты «первой категории», в количестве семидесяти двух человек, были отведены под усиленным конвоем на станцию ля-Куртин. Нас увезли в город Бордо.

4

В Бордо мы ехали в большом товарном вагоне, в который кроме нас сели двенадцать конвойных. В вагоне была ужасная теснота. Многие из нас болели. Плохо чувствовали себя и остальные, хотя и здоровые, но обессиленные голодовкой и бессонными ночами во время артиллерийского обстрела ля-Куртина. Продуктов на дорогу нам не дали. Французы-конвойные делились с нами своими пайками.

Когда мы были доставлены в тюрьму, осматривавший нас врач нашел нужным отправить в больницу трех человек — Оченина, Макарова и меня. В больнице нас вымыли в ванной и выдали чистое больничное белье и халаты. Сестры милосердия всячески старались облегчить наши страдания, кормили усиленно, потихоньку от врачей приносили сигареты. Хороший уход дал свои плоды: мы быстро начали поправляться. Нам разрешили выходить гулять в больничный сад.

Чувствуя, что нас скоро должны выписать из больницы и отправить в тюрьму, мы решили бежать. Через сестер нам удалось получить из кладовой свое обмундирование, которое мы припрятали под постель.

Наконец нам представился случай бежать. Как-то вечером погас свет в больнице. Быстро сбросив с себя больничные халаты, мы надели русскую военную форму и через несколько минут были уже на улице. Тотчас же двинулись на вокзал.

Нам удалось этой же ночью сесть в какой-то товарный поезд. Сойдя на одной незнакомой станции, мы встретили большую группу французских солдат, возвращавшихся из отпуска на фронт. Они были очень любезны: пригласили нас к себе в вагон и угостили вином и консервами. Услышав, что мы из ля-Куртина, французы засыпали нас вопросами, желая узнать подробности всей нашей истории. Мы рассказали охотно, не скрыли и того, как совершили побег из больницы. Французам понравилась наша проделка, они предложили ехать с ними в одном вагоне. Поезд шел через станцию ля-Куртин, и мы согласились. В дороге французы накормили нас обедом и ужином.

На станции ля-Куртин, простившись с французами, мы вышли из вагона. До лагеря было недалеко, и вскоре мы уже вели разговор с охранниками его, бывшими фельтенцами. Они потребовали предъявить пропуска, но у нас их не было. Зная все ходы и выходы, мы направились знакомой тропой вдоль реки и вошли в лагерь, обойдясь без пропусков.

Нам удалось найти друзей в казармах, которые не так давно занимала третья бригада. Товарищи очень обрадовались, увидев нас. Мы стояли в плотном кольце и не успевали отвечать на расспросы. В ля-Куртине ходили слухи, что всех солдат «первой категории» расстреляли, и товарищам хотелось знать, правда ли это. Однако сказать что-нибудь об остальных куртинцах мы не могли, ибо сами ничего не знали о них.

Переговорив о новостях, солдаты накормили нас и уложили спать. Ночь проспали хорошо. Стали думать, что делать дальше. Записываться в число находящихся в лагере товарищи не советовали. Предложили жить нелегально, так как со дня на день ожидалась проверка людей и отправка неблагонадежных в северную Африку и на разные острова.

В ля-Куртине в это время работа кипела день и ночь: ремонтировали разбитые казармы, засыпали ямы, вырытые снарядами, мостили улицы. Из-под развалин извлекали солдатские трупы и по ночам зарывали их в разных местах. Сколько солдат было убито во время ля-куртинского расстрела, точно сказать никто не мог. Фельтенское начальство держало это в строгом секрете. По приблизительному подсчету убитых было не меньше тысячи, из них большая часть — солдаты пятого и шестого полков.

*