Экспедиционный корпус

— Вы — будущие унтер-офицеры, а поэтому должны быть примерными. Все мои распоряжения, а также, взводных и отделенных исполнять быстро и без разговора. Провинившиеся пусть пощады не просят. Взводные и отделенные командиры, если что заметите, немедленно докладывать мне. За покупками ходить только в лавочку, что рядом, в другую — ни-ни. Понятно?

В десять часов вечера была поверка, и фельдфебель разрешил ложиться спать.

В полночь горнист неожиданно заиграл «подъем». Мы проснулись и увидели Авдонина, который стоял около нар с ремнем в руках.

— Слушай сюда, ребята, — начал он. — Вы еще серые. Это — тревога. По моей команде вы должны одеться в три счета. Как скажу «раз» — начинай одеваться… Раз! — вдруг пронзительно закричал фельдфебель.

Солдаты, все как один, бросились к одежде. В руках завертелись портянки, люди обували сапоги.

— Два! — командовал Авдонин.

Руки солдат действовали быстро.

— Три!

После небольшой выдержки фельдфебель подошел к неуспевшим одеться и начал каждого стегать ремнем.

— В ружье!

Мы бросились к пирамидам. Второпях многие похватали чужие винтовки.

— Выходи, стройся!

На улице всех, у кого ружья были не свои, выстроили отдельно. Фельдфебель велел им рассчитаться «на первый-второй», сдвоил ряды, и по его команде они побежали вдоль улицы.

Он гонял людей минут тридцать и, приказав вернуться в казарму, заставил раздеться в три счета.

В конце концов мы все же научились ложиться спать и вставать по команде.

Однажды во время вечерней поверки фельдфебель, кончив читать обычное нравоучение, заявил:

— Слушай сюда, ребята. С завтрашнего дня ни один из вас в лавку к Лариной ни ногой. Она торгует дорого, будете покупать в другом месте, — там дешевле. Наружному дневальному вменяю в обязанность следить за тем, чтобы ни один человек не заходил к Лариной. Поняли?

— Так точно, господин фельдфебель, — ответили мы.

Распоряжение было по меньшей мере странное, но ослушаться мы боялись и каждый раз бегали лишний квартал за табаком, спичками и другими мелочами.

На третий день своеобразного бойкота фельдфебель получил от Лариной закрытое письмо и в тот же вечер на поверке сказал:

— Слушай сюда, ребята. Завтра можете ходить в эту лавку. Ларина теперь будет торговать дешевле.

Утром мы снова покупали все необходимое у Лариной.

За три месяца нашего пребывания в команде фельдфебель несколько раз запрещал и вновь разрешал ходить в ларинскую лавку. Дело объяснялось просто. Ларина ежедневно угощала Авдонина пивом, закуской и папиросами, но он занимался еще вымогательством. Когда торговка в назначенный срок не присылала дани, Авдонин в этот же день говорил нам:

— Слушай сюда, ребята… — и грозил: — если кого в этой лавочке залапаю…

Я и другие солдаты, узнав о фельдфебельских махинациях, возмутились. Сговорившись, мы написали анонимное письмо и послали начальнику команды, подпоручику Сытину.

Получив нашу жалобу, Сытин выстроил команду и потребовал назвать авторов. Мы не сознавались. Тогда Сытин стал упрекать нас, говоря, что будущие унтер-офицеры не должны жаловаться на своих начальников.

— Такие жалобы, — сказал он, — может писать самый паршивый солдат. От таких солдат нечего ждать хорошего, их нужно гнать из учебной команды. А за эту жалобу, — обратился Сытин к фельдфебелю, — ты покажи им, где раки зимуют…

И Авдонин показал. Если гонял бегом, то каждый раз больше прежнего. Ночные тревоги проводил чаще, — случалось, одну сделает в час ночи, а другую — в три-четыре часа утра.

Мы мечтали о возвращении в свои роты.

Наконец настал долгожданный день выпускного экзамена. Казарма была вымыта и вычищена. Приехал командир батальона генерал Лебедев. Экзаменовали сначала по теории, потом в обстановке полевых тактических занятий. Все сто двадцать человек испытания выдержали.

Я снова в третьей роте. Командиром ее, как и раньше, прапорщик Смирнов, а фельдфебелем — все тот же Петр Филиппович Сорока. Помещалась рота в другом здании — на Вокзальной улице, в бывшей школе.

Поздравив с успешным окончанием учебной команды, фельдфебель распределил нас по взводам и отделениям. Мы с Митиным остались в первом взводе. В июле после проверки наших знаний нас произвели в ефрейторы, а в сентябре — в младшие унтер-офицеры.

После отправки на фронт очередных маршевых рот в ноябре к нам прибыло пополнение из ратников ополчения Орловской и Курской губерний. Люди хорошие, серьезные, заниматься с ними было легко. Унтер-офицеры меньше тянули ополченцев, а некоторые проявляли даже уважение к «старичкам».

Из унтер-офицеров нашей роты особенно запомнился Непоклонов, вернее — история, связанная с его именем.

Это был человек, настроенный анархически. С начальством часто вступал в пререкания. При встречах на улице с офицерами старался не отдавать чести, избегал становиться во фронт даже перед начальником гарнизона генералом Фиалковским.