Экспедиционный корпус

С тех пор офицер начал придираться к солдатам по всякому пустяку. Обвинял в плохой работе, в плохом поведении. Часто наказывал, ухудшил и без того плохую пищу. Македонцы терпели. В конце концов офицер довел их до того, что они чуть не убили его кирками. После этого ссыльных перевели в наш лагерь.

Мы быстро нашли общий язык с македонцами и через несколько дней после их приезда снова предъявили капитану Манжену требование платить за работу. Капитан отказал, как и раньше. Мы твердо настаивали на своем. Грозили бросить работу, к которой опять было приступили. На наши требования и угрозы Манжен не обращал внимания. Мы привели угрозу в исполнение, и на следующий день на работу не вышло человек двести.

Весь красный от гнева, капитан вбежал в наш барак. Он ругался, топал ногами, стучал кулаком по столу.

— Если вы не выйдете сейчас на работу, я прикажу охране морить вас голодом до тех пор, пока не образумитесь, — заявил Манжен.

— Нам все равно подыхать придется, поэтому чем скорей, тем лучше, — сказал Оченин.

— Вы главный бунтарь и зачинщик! — крикнул Манжен.

— Лучше быть честным бунтарем за правое дело, чем красть у нищих суму, — спокойно ответил Оченин.

Капитан смешно выругался по-русски. Мы расхохотались. Капитан, не поняв причины нашего смеха, рассвирепел окончательно. Но никакие новые угрозы на нас не подействовали, и он ушел.

Через несколько минут в барак явился сержант-мажор и предложил нашей пятерке итти в канцелярию. Мы поняли, что Манжен опять хочет арестовать и наказать нас, поэтому итти отказались.

— Арестовывайте всех, а одних не дадим, — заявили товарищи сержант-мажору.

Сержант сказал, что он будет вынужден во исполнение приказа капитана применить оружие, поэтому просил не обострять отношений. Мы согласились и пошли.

В канцелярии Манжен предложил нам выйти на работу и уговорить всех остальных. Пятерке он обещал платить деньги. Мы категорически отказались. Платить требовали всем.

Нас снова заперли на гауптвахте. Капитан уехал.

Часов в шесть вечера в лагерь прискакали двое верховых. Они привезли сержант-мажору письмо от капитана. Видимо, исполняя приказание Манжена, сержант-мажор вывел нас из арестного помещения и передал верховым.

Мы пошли. Один верховой ехал впереди, второй сзади. В полночь мы пришли в какой-то лагерь с бараками, похожими на наши. В них помещались негры. Усталых, измученных, со стертыми в кровь ногами, нас поместили в арестантскую с железными решетками.

Рано утром, когда негры были на работе, нас вывели из арестного помещения. За лагерем, метрах в двухстах, было видно какое-то громадное колесо. Когда нас подвели к нему, мы начали рассматривать, что это за штука. По виду колесо было очень похоже на мельничное. Вокруг него снаружи были устроены ступени. Колесо висело на двух железных столбах, нижняя часть его находилась метрах в семи от земли. К одному из столбов была приделана лестница, которая доходила до небольшой площадки на самом верху столба.

Сопровождавший нас капрал поднялся на площадку и приказал следовать за ним, потом велел перейти с площадки на одну из ступеней колеса. Ступеньки были длинные — около двух метров, и мы, вся пятерка, свободно уместились на одной.

Пока мы устраивались, недоумевая, к чему эти фокусы, капрал сошел с лестницы вниз и нажал незаметный рычаг. Площадка и лестница опустились, и громадное колесо начало тихо вертеться. Мы приближались к земле. Еще минута, и мы слетели бы с большой высоты. Необходимо было переступать вперед со ступеньки на ступеньку. Потом мы узнали, что это колесо было орудием наказания негров.

Ровно десять часов крутилось колесо, и все это время мы не имели ни одной минуты отдыха, топтались на одном месте. Последний час ноги совершенно отказывались повиноваться, они были как налитые свинцом, и с большим трудом мы поднимали их вверх на очередную ступеньку.

На следующий день мучение продолжалось. Колесо также без остановки прокрутилось десять часов. Мы еле добрались до арестного помещения.

Так прошло пять дней. На шестой, несмотря на все угрозы, мы категорически отказались итти на колесо. Рассвирепевший Манжен приказал охранникам отвести нас в другое место.

Метрах в пятидесяти от колеса на земле лежали чугунные решетки, которые покрывали цементные чаны, врытые в землю. Нас подвели к этим чанам и, дав в руки по ведру, спустили каждого в отдельный чан, закрыв сверху чугунной решеткой.

Чаны были вышиной в два метра, шириной метра в полтора. На дне каждого чана было сделано отверстие и такое же отверстие имелось в стене чана на расстоянии метра с небольшим от дна.

Очутившись в прохладном цементном чану, я даже обрадовался подобного рода наказанию. Поставив ведро на пол вверх дном, я сел на него, недоумевая, зачем нам выдали пустые ведра.

Прошло минут пятнадцать могильной тишины. Вдруг где-то под землей послышался шум, который с каждой секундой становился все слышнее и слышнее. Я насторожился. Через несколько томительных секунд из нижнего отверстия в чан хлынула вода.