Экспедиционный корпус

Вскоре мы сели на пароход и отправились в Марсель. В пути ля-куртинцы строили разные планы. Одни решили пойти на фронт, чтобы в первую же ночь сдаться в плен. Другие предполагали пробраться в Испанию. Третьи хотели просто скрыться внутри Франции и прожить где-либо в лесу. Четвертые стремились удрать в Швейцарию. Но воевать охотников не было, каждый старался найти какой-либо способ, чтобы как можно скорее выбраться домой, в Россию.

Собравшись небольшими группами человек по пять-шесть, солдаты делились своими переживаниями. К нашей четверке присоединилось еще несколько человек, побывавших в других африканских лагерях. Усевшись в полутемном трюме на полу, мы вспоминали родные села и деревни. Каждого из нас очень интересовало настоящее положение в России. За время пребывания в Африке мы не видели ни одной газеты.

— Нет уж, наверное, не придется нам увидеть родную деревню, — сказал кто-то из солдат. — Судьба наша несчастная…

— Брось ты, — возразил Оченин. — Всякая судьба от самого себя зависит. Если рот разинешь, обязательно жук влетит, а если зубы крепко сожмешь, и комар не пролезет…

За ночь мы хорошо выспались. Поднявшись, стали завтракать. С большой жадностью пили сладкий кофе, ели сыр и жареный картофель. Моряки потихоньку от начальства дали нам немного виноградного вина, и завтрак получился праздничный.

Моряков интересовало отношение их офицеров к русским солдатам в Африке. Когда мы им рассказали все подробно, они возмущались, трясли кулаками. Моряки советовали не итти на фронт. Они уверяли нас, что война скоро кончится. Они сообщили новость о России: там уже Советское правительство, которое отказывается от продолжения войны.

В Марселе судно стояло три дня. Шла разгрузка привезенных из Африки продуктов. Русских солдат на берег не высадили. Моряки передали, что нас повезут в Тулон.

Из окон трюма мы поглядывали на громадный марсельский порт, в который нам приходится приезжать третий раз.

6

В тулонском лагере, который находился за городом и был обнесен несколькими рядами проволочных заграждений, мы встретили своих земляков, прибывших сюда раньше из Африки и с острова Эльдекс. Они были записаны в «батальон смерти».

В лагере мы прожили три дня, нас никуда не выпускали. На четвертый день весь наш отряд отправили на железнодорожную станцию.

Как-то сразу стало заметно лучшее отношение со стороны охраны и даже французского офицера. В пути разрешали заходить в вокзалы и магазины. Кормили лучше, чем в Тулоне, выдали по пятидесяти сигарет.

Поздно вечером приехали в Марсель, где нас накормили хорошим ужином. После ужина офицер проходил по вагонам и спрашивал: все ли наелись?

Еще будучи в тулонском лагере, Макаров, Оченин, Станкевич и я уговорились бежать при первой же возможности. Мы строили разные планы побега и в конце концов решили, что бежать надо во время пути, не доезжая до нового лагеря. Поэтому, как только сели в вагон и поезд тронулся, мы надели чистое белье, сменили брюки и гимнастерки.

В Марселе поезд стоял долго. После сытного ужина солдаты быстро заснули. Пользуясь этим, мы стали потихоньку, без шума одеваться. Вышли никем не замеченные. Вагон стоял в тупике, в плохо освещенном месте. Мы направились в противоположную сторону от громадного, сверкавшего огнями вокзала. Наконец дошли до последнего железнодорожного пути и, перебравшись через каменную стену, которая отделяла станцию от города, очутились в темной и узкой улице.

В эти времена почти во всех городах Франции можно было встретить русских солдат, так как после ля-куртинских событий очень много русских было оставлено внутри Франции на разных работах. Поэтому-то попадавшиеся нам на улице в Марселе французы не обращали на нас никакого внимания.

Но вот у одного уличного фонаря шедший навстречу человек спросил нас по-русски:

— Вы русские?

Сначала мы опешили, не зная отвечать или молчать. Незнакомец повторил свой вопрос. Мы ответили: да, русские.

— Ну, здравствуйте, здравствуйте, земляки, — неожиданно весело проговорил незнакомец. — Я тоже из России, поляк Войцеховский, но живу здесь, в Марселе, более двадцати лет. Пойдемте ко мне в гости.

Войдя в свою квартиру, которая состояла из двух небольших комнат и кухни, Войцеховский познакомил нас с женой, дочкой и ее мужем — французом.

Жена Войцеховского говорила по-русски неплохо, дочка немного понимала, а зять не знал ни одного слова. Зятю было на вид лет тридцать, он был очень бледен и худ.

Войцеховский предложил раздеться. Хозяйка подала ужин, и все сели за стол.

— Я работаю на литейном заводе слесарем, — рассказывал Войцеховский, — дочь работает на швейной фабрике, зять — чертежником на нашем заводе, а старуха дома хозяйничает. И все-таки еле-еле тянем. До войны было хорошо жить, мы себе ни в чем не отказывали. Всегда были сыты, а теперь стало очень плохо. Если эта проклятая война протянется еще год, то… — Войцеховский не договорил, махнул рукой. — А теперь, дорогие гости, расскажите, как вы попали в Марсель, по какому делу и надолго ли.

Мы переглянулись, как бы спрашивая друг друга, что отвечать. Хозяин заметил наше смущение.