Экспедиционный корпус

— Да вы не смущайтесь, здесь люди свои.

— Мы из ля-Куртина, — сказал Станкевич.

— По какому же делу прибыли сюда? — спросил снова хозяин.

Мы молчали.

— Да что вы, друзья мои, русский язык забыли во Франции? Или вы думаете, что в жандармское управление попали?

Войцеховский производил впечатление простого, вполне искреннего человека. Так и хотелось рассказать ему всю правду. Но мы все еще не решались быть откровенными. После всего пережитого каждый из нас старался быть осторожным.

— Будьте как дома, — сказал хозяин. — А если надо в чем помочь, к вашим услугам. Что могу, все сделаю.

Станкевич не утерпел и в кратких словах все объяснил Войцеховскому, добавив, что теперь мы стремимся попасть в Испанию, а оттуда в Россию.

Выслушав рассказ Станкевича, Войцеховский заметил:

— Да, ваш путь не легок… Но впереди еще тяжелее.

Помолчав, хозяин спросил:

— Деньги у вас есть?

— Нет ни гроша, — за всех откровенно ответил Станкевич.

— Это осложняет положение.

Ужин закончился, и дочь с мужем ушли в свою комнату. Когда вслед за дочерью ушла и жена, Войцеховский сказал:

— Мой совет: в Испанию бежать вам не следует. Вас могут выдать французам. Пробирайтесь лучше в Швейцарию. Согласно существующим там законам, оттуда не выдают никого из перешедших границу. А в отношении расстояния — в Швейцарию, пожалуй, будет ближе, чем в Испанию. Да и границу здесь лучше перейти. Альпийские горы густо покрыты лесом, в них легче скрыться от пограничной охраны. Кроме того из Швейцарии вам ближе до России.

Разговор наш закончился далеко заполночь. Мы совместно выработали план побега.

Выкрасив наше обмундирование в черный цвет, Войцеховский снес его знакомому старьевщику и выменял на рабочие блузы, пальто, кепи. Кроме того торговец дал ему в придачу семьдесят пять франков.

Через день, одевшись в штатское платье, позавтракав с гостеприимным хозяином и поблагодарив его и хозяйку за радушный прием, мы вышли на улицы Марселя в последний раз.

*

Ярко светило полуденное солнце. Блестели железнодорожные рельсы. Тихо и ясно было кругом, лишь легкий зимний ветерок иногда налетал на высокую насыпь и поднимал пыль, да временами проходил поезд в ту или другую сторону, разрезая воздух могучим гудком. И опять воцарялась тишина.

По обеим сторонам железной дороги раскинулись поля, но на них не было видно ни одного человека. Несмотря на январь, снега нигде не было.

Мы шли вдоль железнодорожного полотна, шли налегке и, сами того не замечая, по-военному отбивали шаг, широко и свободно махая руками.

Когда солнце спускалось к закату, сели отдохнуть под деревом около насыпи.

— Много мы отмахали от Марселя? — спросил Оченин.

Макаров прожевал сыр, подумал и ответил:

— По-моему километров тридцать, не меньше, мы здорово шагали.

— Володя, а в кепке и пальто ты настоящий французский мастеровой, и усы, как у француза. Занкевич не узнал бы, что ты русский солдат, — пошутил Макаров, обращаясь к Станкевичу.

— А ты что думаешь, мне особенно хочется, чтобы меня Занкевич или какая-нибудь подобная собака узнала? — ответил Станкевич.

Мы снова тронулись в путь. Придя ночью на небольшую станцию, застали здесь товарный поезд. Когда состав тронулся, мы заметили порожний с открытой дверью вагон и бросились к нему. Подсаживая друг друга, быстро забрались внутрь, закрыли дверь и с удовольствием растянулись на полу.

Первое время было как-то жутко. На остановках мы осторожно заглядывали в дверную щель и прислушивались, но потом успокоились, осмелели и, доев запас хлеба и сыра, крепко заснули, утомленные дневным переходом.

Проснулись, когда было уже светло. Как узнали потом, поезд подходил к городу Лиону. За ночь мы проехали километров триста.

— На дворе-то день! Всё мы проспали и пропали, — сказал Оченин. — Теперь нам отсюда выбраться не удастся. Нас обязательно арестуют…

В открытую дверь вагона были видны заводские и фабричные трубы. Мы договорились: как только поезд убавит ход, сейчас же будем прыгать, не доезжая станции.

Поезд влетел в сотни перепутанных рельсов. Замедляя ход, он вошел в гущу товарных вагонов.

— Прыгай! — крикнул Макаров.

Оченин прыгнул, не удержался, упал, но тут же встал. За Очениным прыгнул я, выбрав свободное, ничем не заваленное место. Последним выскочил Станкевич. Прыгая, он упал неловко и зашиб раненую ногу. Макаров бросился к нему на помощь. Станкевич встал, постоял минуту и, подергав ногой из стороны в сторону, проговорил:

— Пойдем, Гриша. Пройдет. У меня так часто бывает.

Стряхнув с себя песок и грязь, оглядываясь по сторонам, мы пошли в город. Зашли в самую дешевую столовую, пообедали, купили на дорогу хлеба и табаку и отправились пешком по железнодорожному пути, который вел на восток. Сесть в поезд на ходу, несмотря на неоднократные попытки, не удалось.

Всю ночь продежурили на одной небольшой станции, но безрезультатно. Проходившие поезда останавливались редко, а те, которые задерживались, тщательно охранялись.