– Рада знакомству, – отрешенно откликнулась Бона и развернулась к Джонни. – Ты думаешь, что можешь вот так выставлять свою мать на обозрение незнакомым людям? – сурово осведомилась она.
Джонни на ее фоне казался маленьким ребенком, которого вот-вот отругают за плохое поведение.
– Бона, прекрати, – отмахнулся от нее Джонни. – Я сам буду решать, с кем знакомить свою мать, а с кем нет.
– Тогда, может, ты сам будешь успокаивать ее во время припадков? – сухо спросила женщина.
Эстер почему-то слова мексиканки показались более весомыми, чем сумасбродная прихоть Джонни познакомить Эстер с нездоровой матерью. Девушке захотелось поскорее покинуть этот дом, отдышаться на свежем воздухе и почему-то поговорить о проблемах загрязнения окружающей среды.
Джонни подошел к кухонному острову и облокотился о него. На лице художника застыла гримаса негодования, которую он даже не пытался скрыть.
– Скольких людей я привел в этот дом, Бонни? – неестественно спокойным голосом спросил Джон, делая паузы между словами.
Мексиканка, ничуть не испуганная тоном Джонни, презрительно посмотрела на него.
– Никого. И это было правильным решением. Ты хочешь, чтобы твою мать упекли в дурку? – с вызовом спросила она.
Джонни поморщился и налил себе стакан воды из-под крана.
Вдруг с верхних этажей послышался оглушительный визг, разнесшийся по всему дому. Какой-то предмет громко шарахнулся об пол, и быстрые шаги забегали по потолку над кухней так, что люстра стала заметно раскачиваться. Бонита хлопнула себя ладонью по лбу, а Джонни подошел к Эстер и крепко сжал ее руку.
– Видишь, представление начинается, – устало сказала Бонита и грузной походкой отправилась наверх.
– Я понимаю, что все это выглядит странно. Но я хочу показать тебе, в каких условиях я рос, – сказал Джонни в пустоту и повел Эстер на верхний этаж.
Уже с лестницы Эстер увидела темноту коридора. Ей стало не по себе.
– Почему там темно? – спросила Эстер настороженным голосом.
– Мама не любит дневной свет, – пояснил Джонни и первым поднялся по лестнице.
Стоны и крики, нарастающие с каждой минутой, прерывались лишь на мгновения. Вся обстановка и атмосфера дома напоминали сцену из фильма ужаса. Старая мебель, мерзкие запахи, душераздирающие вопли. Эстер с ужасом представила, как из темноты на Джонни налетает женщина в белой ночнушке и, безумно улыбаясь, бьет его топором по голове.
– Мне жутко, – призналась Эстер и прильнула к руке Джонни, как маленький ребенок.
– Не бойся. Она не опасна для окружающих. Только для самой себя.
На секунду Эстер показалось, что Джонни заманивает ее в страшную игру. Ведь она давно сомневалась в адекватности этого человека.
Джонни провел Эстер по коридору и вошел в первую освещенную тусклым светом ночника спальню. Там, около телевизора, брошенного посреди комнаты, сидели две женщины. В одной из них Эстер узнала Бониту, вторая же, худая и высокая, прекратила стенания сразу же, как увидела в своей комнате посетителей.
– Моя мама – Алеа. Мама, это моя девушка – Эстер, – сказал Джонни тихим, вкрадчивым голосом.
Джонни застыл на месте и позволил Алеа приблизиться к ним, чтобы познакомиться с Эстер. Женщина с длинными распущенными, сбитыми в колтуны волосами по всем законам жанра была в длинном фланелевом платье. Но не белого цвета, как это представлялось Эстер, а синего. Из-за того, что Алеа закрывала спиной свет от ночника, Эстер не могла разглядеть ее лица.
Алеа легкой походкой подбежала к сыну и бросилась к его ногам.
– Дилан! Дилан! – кричала она и целовала ботинки Джонни.
– Мама, я не Дилан, я твой сын, – аккуратно, чтобы не испугать мать, Джонни присел на корточки и осторожно поднял лицо Алеа от своей обуви.
– Почему ты мне врешь? – напряженно спросила Алеа, отпрянув от ладони Джонни, и попятилась на четвереньках назад. Джонни пополз следом за матерью.
– Я не вру. Я твой сын. Твой сын от Дилана. Папа пошел в магазин. Ему нужно купить сигареты, – голосом, каким обычно общаются с детьми, проворковал Джонни.
Алеа перестала ползти и села на пол. Она наклонила голову набок и загадочно улыбнулась. Тень шальной мысли пронеслась в ее голове, и она звонко захихикала.
– Я пришел познакомить тебя с моей девушкой, мама, – продолжил Джонни, аккуратно подбираясь к матери. Джонни обернулся к Эстер и жестом подозвал ее к себе.
Бонита в это время забилась в угол и со стороны наблюдала за Алеа, она была готова в любой момент прийти на помощь Джонни.
Эстер последовала примеру и, присев на корточки, неторопливо, без резких движений подползла к больной. Приблизившись достаточно близко, она наконец смогла различить черты лица женщины. Увиденное поразило Эстер до глубины души. Она навсегда запечатлела портрет Алеа в галерее воспоминаний, которые невозможно изъять из памяти.