Эксперимент

Троица скрылась на некоторое время в безлюдном закоулке. Там они провели не больше пятнадцати минут. Джонни оставил Эстер в машине, пока разбирался с «важными вопросами», а после как ни в чем не бывало закинул черный кейс на заднее сиденье. На вопросы Эстер отвечал коротко: «Детка, это не так важно, как ты думаешь». Подобных объяснений некоторое время было достаточно – Эстер сознательно не хотела вдаваться в подробности.

Посещение врача для получения витаминов она игнорировала, несмотря на постоянные увещевания и надоедливые звонки из больницы. Большого смысла в том, чтобы немного замедлить заболевание, Эстер не видела. Она с замиранием сердца ждала момента, когда организм начет сбоить из-за разрушительного образа жизни, но не было и намека на дисфункцию. Мысли все так же бурно и складно рождались в ее сознании, тело безоговорочно слушалось, а физическое состояние и вовсе радовало. Эстер не чувствовала ни усталости, ни сонливости, ни апатии. Иногда ей казалось, что она родилась заново, а все эти синдромы и заболевания являются лишь плодом фантазии нерадивых врачей.

Воспоминания о Джеке все реже и реже посещали Эстер. Иногда, из любопытства, она заходила на его страницы в социальных сетях. Джек даже не посчитал нужным удалить их совместные фотографии. А в целом ничего нового. Как будто его жизнь застыла на отрезке, когда они все еще были вместе.

И все же с каким-то слепым клокочущим страхом, каждый раз открывая «сообщения», Эстер замирала на несколько секунд. Тело сковывал холод и безотчетная тревога: «А что, если напишет?» – думала она. Но Джек не писал и не звонил. Казалось, что он и думать забыл о существовании жены.

Эстер испытывала двоякие чувства: с одной стороны, ее радовало, что Джек позволил начать ей новую жизнь и не старается тянуть назад, но с другой – то ли ее самолюбие, то ли не до конца угасшие чувства к мужу не давали ей покоя. Иногда Эстер заговаривала о Джеке с Джонни. Он внимательно выслушивал ее и на корню выкорчевывал любые сомнения и тревоги относительно прошлого. Джонни отлично справлялся с одной из главных обязанностей мужчины.

Также Джонни искусно вносил хаос в их штормящую и все же кинематографичную жизнь.

Иногда он пропадал с ночи до рассвета, не предупреждая Эстер, куда отправился, и это, в свою очередь, приводило к мелким ссорам и разбирательствам. Джонни утверждал, что пишет картины ночью, в это время к нему приходит вдохновение, а Эстер била посуду в знак протеста. На битье посуды обычно все и заканчивалось.

Джонни гасил гнев возлюбленной страстным сексом, а затем они окунались в океан наркотических впечатлений. Кокса в доме хватало всегда, также в достатке была марихуана, но ее использовали редко.

Распластавшиеся на влажных белых простынях, в захламленной, богом позабытой квартире, они слушали Моцарта и Баха с открытыми окнами, разговаривали, смеялись и бесконечно много и долго занимались любовью.

Джонни нередко оставлял царапины, укусы и синяки на теле Эстер, как напоминание о своей неистовой страсти. Эстер влекла его распущенностью и одновременно какой-то детской наивностью. В ней немыслимым образом сочетались нежность и грубость, очарование молодости и непонятно откуда взявшаяся зрелая чувственность.

Эстер специально выводила Джонни на эмоции, как вампирша, жаждущая крови и боли. Так, однажды на вечеринке она нарочно стала кокетничать с молодым рок-музыкантом.

Адриано был высоким и загорелым итальянцем, быстро и уверенно поднимавшимся по тернистому пути к славе. Из-за легкого отношения к жизни и великолепной, просто восхитительной веры в себя Адриано приковывал внимание людей как магнит.

Он сидел в бархатном кресле, закинув ногу на ногу, и с напускной серьезностью выслушивал лепет молодой модели, наклонившейся к его уху, когда впервые увидел Эстер в красном облегающем платье. Адриано лукаво улыбнулся и подмигнул девушке, а потом с необъяснимой усталостью закурил. Тусклый свет от барной стойки создавал тень на лице музыканта, отчего его точеные черты приобретали еще большую привлекательность. Огонек сигареты вспыхивал и потухал в его глазах, отражаясь в них, как в зеркале.

Прошло совсем немного времени, когда Эстер решила уединиться с музыкантом в одной из свободных комнат. Около десяти минут Джонни пристально наблюдал за дверью, пока Милош наскоро расписывал ему очередную рабочую схему, а потом нетерпеливо направился к спальне. Самообладание дало трещину, сквозь которую просачивался вместе с ядовитой ревностью неуправляемый гнев. Джонни распахнул дверь с пинка и увидел, как Эстер наклонилась к комоду, чтобы снюхать очередную дорожку. Ее волосы постоянно спадали вниз, и Адриано вызвался их придержать.

– Что ты тут делаешь, твою мать? – спросил он у Эстер, не скрывая раздражения.

Джонни приблизился к ней вплотную и хотел оттащить ее от комода за плечо, но музыкант угадал его действия. Он на лету схватил руку Джонни и отвел в сторону.

Зрачки Джонни угрожающе сузились.

– Ты что вообще за хер? – зло спросил он.