Эксперимент «Исола»

Он сделал глубокий вдох. В его тоне звучало что-то самодовольно-ханжеское, что и нервировало меня, и заставляло чуять неладное.

– Я думаю, что единственный способ улучшить ваше самочувствие – это абсолютная честность. По отношению к вам и по отношению к нам всем. Есть вещи, которые вам надо знать и которые вы сможете учитывать, принимая решение о своем будущем. Вы меня понимаете?

Я кивнула.

– Хорошо. Как вы думаете, достаточно ли вы знаете о том, что произошло на Исоле и как именно ситуация вышла из-под контроля?

Я кивнула. Да, я же читала рапорт; это было невыносимо.

– Тогда я хочу искренне попросить у вас прощения. Как вам известно, многого не должно было случиться, и даже при том, что я и только я, будучи руководителем, несу личную ответственность за произошедшее, я все же хочу подчеркнуть: секретарь отдавал себе отчет в том, что действует по собственному усмотрению, не ставя в известность вышестоящих руководителей, как то предписано правилами. За это он предстанет перед судом. Да, мы приняли решение отправить Генри на Исолу, чтобы присматривать за вами. Но то, что он привезет с собой оружие, не было утверждено официально. Фалля не назначали официально вторым испытуемым, и не по моей инициативе на остров попал препарат FLL. То, что все оказалось именно так, в каком-то смысле, конечно, моя вина, даже при том, что эти злополучные решения принимал мой ближайший подчиненный. Но хочу заверить вас: я ни в коем случае не намеревался специально подстроить события, произошедшие на Исоле.

– Чушь. – Я смотрела на него.

Председатель дернулся.

– Что значит “чушь”?

– Вы правда хотите сказать, что секретарь проделал все это на свой страх и риск? Не проинформировав вас? “Я ничего не знал”. Вы совершенно точно знали все, вам просто жаль, что все пошло к черту, и теперь вам приходится подчищать.

Председатель откинулся на спинку стула и вскинул руку, словно чтобы остановить меня. Губы сжались в суровую линию.

– Прежде всего позвольте сказать: меня радует, что к вам понемногу возвращается ваш прежний пыл, хотя меня, конечно, задевает, что вы оказываете мне столь мало доверия. Но это в каком-то смысле понятно. Однако давайте продолжим наш откровенный разговор. Я здесь, чтобы предложить вам работу.

– Простите? – Я решила, что ослышалась.

– Да-да! Мы оценили вашу способность действовать в экстремальных условиях, и я нахожу, что, с учетом обстоятельств, принятые вами решения были адекватны ситуации. Да, цена оказалась высокой, но все мы единодушны в том, что вы действовали именно с той решимостью и рациональностью, каких требовали обстоятельства.

Я не верила своим ушам. Внутри словно началось извержение вулкана – гнев, дремавший в груди, поднялся вдруг с непредвиденной силой.

– О ЧЕМ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ ГОВОРИТЕ? Я ЗАСТРЕЛИЛА СВОЕГО ДРУГА! ОН БЫЛ НИ В ЧЕМ НЕ ВИНОВАТ! – выкрикнула я.

А потом пришли слезы. Слезы, которые запрудой стояли во мне с того момента, как я начала подозревать, что произошла ужасная ошибка. С того момента, как я увидела те два военных вертолета. Один приземлился рядом со мной, второй полетел на другую сторону острова. Из вертолета посыпались врачи и санитары, двое завернули меня в одеяло с подогревом, дали что-то выпить. Я пыталась сказать им, что Генри в доме, но они уже бежали туда с носилками и медицинскими сумками. Я звала их, кричала, но выходило что-то настолько бессвязное, что они, кажется, вообще меня не понимали. “Пейте, пейте. Вам главное – согреться”. Ничего другого они мне не говорили.

Я вдруг подумала про второй вертолет. Что он делал за домом? Я ничего не понимала. В ту же минуту двое санитаров вывели кого-то из дома. Это была Лотта. Я рванулась, чтобы бежать к ней. Санитары вцепились в меня и удержали на месте. Я звала ее, но она только таращилась на меня затуманенными пустыми глазами; спотыкаясь, Лотта пошла к заднему двору, санитары поддерживали ее с обеих сторон.

“Она жива! Жива!”

От радости у меня началась истерика, и в то же время мои задымившиеся мозги не понимали, как это получилось. Голова шла кругом; военные и врачи бегали по всему острову, словно в каком-то фильме, но я не понимала ни что происходит, ни почему.

И вот я увидела, как из-за дома поднимается второй, открытый вертолет. В нем было полно людей. Я увидела Полковника. Ветер ерошил его волосы, он поднял руку, словно в приветствии, но прежде чем я успела ответить, вертолет взял курс на материк и улетел. Я схватила за воротник одного из державших меня санитаров, притянула к себе и закричала ему в лицо: “ПОЧЕМУ ОНИ ВСЕ ЖИВЫ?”

“Успокойтесь, Анна. Вам сейчас очень плохо. Мы должны увезти вас отсюда”.

В тот же миг я увидела кое-что еще. Вторая пара санитаров выносила из дома носилки. Носилки, накрытые покрывалом. Как когда человек на носилках мертв. Когда ему выстрелили в голову. Я не могла сообразить, что это значит, как это произошло или почему, но внезапно у меня в голове словно поднялись жалюзи, открыв передо мной всю картину, во всей ее красоте и ужасе. Я вдруг поняла, что я сделала и что должна сделать.