Экспериментальный фильм

В красном сумраке, царившем под моими веками, целый ряд странных совпадений между моей жизнью и жизнью миссис Уиткомб казался особенно впечатляющим. Головные боли и бессонница – раз; увлечения, более похожие на одержимость и разрушающие жизнь, – два; невероятно терпеливый и любящий муж, готовый поддерживать жену во всем, – три; особенный ребенок – четыре. И, наконец, пять – глубокий обморок (предположительно, вызванный солнечным ударом) при попытке исследовать историю о Госпоже Полудня…

Перед моим мысленным взором возник мистер Уиткомб. Он был таким, как на свадебной фотографии – жесткий целлулоидный воротничок, моржовые усы, но в руке сжимал пистолет. Вне всякого сомнения, он винил себя в болезни Хайатта. Что до миссис Уиткомб, чувство вины охватило ее сразу после родов, и по мере того, как ней возвращались силы, становилось все мучительнее. Они оба кружились в мучительной орбите и страдали в одиночку, не способные искать утешения друг у друга. Господи, вот ведь трагедия.

А что касается остального, всей этой готической чепухи? Неужели это правда? Разве такое может быть правдой?

(Нет.)

Он верил в то, что это правда. Иначе зачем бы об этом рассказывать. Зачем он вообще написал это письмо?

Потому что его преследовало чувство вины, тут же ответила я на свой собственный вопрос. Или просто обычная викторианская долбанутость. Человек решает никогда больше не заниматься сексом со своей женой «ради ее же блага», и ему даже в голову не приходит спросить, какого она мнения на этот счет. Неудивительно, что их брак распался.

Через приоткрытую дверь спальни я слышала, как зазвонил мой телефон. Саймон ответил на звонок и сказал, что я сплю и не могу сейчас разговаривать; я не стала возражать. Несколько минут я не двигалась; надо было встать и включить настольную лампу, но конечности мои онемели, налились тяжестью, распространявшейся по всему телу. Стоит ли все это рассказывать кому-либо – Саймону, Сафи, Яну Маттеусу? Вопрос этот упорно вертелся у меня в голове. Факты, конечно, любопытные, но насколько они важны для нашего исследования? Бесспорно, они помогают понять причины эксцентричного поведения миссис Уиткомб, объясняют, почему после исчезновения сына она решила заточить себя в четырех стенах, выплескивая свою боль сначала в настенные росписи, затем в фильмы…

Впрочем, несмотря на свое затворничество, она посещала спиритические сеансы. Необходимо как можно больше узнать об их устроительнице, Кэтрин-Мэри дес Эссентис. Да, и еще этот мальчик, Вацек Сидло. Пока что он остается для нас белым пятном.

Предварительно постучав, в дверях возник Саймон с телефоном в руке. На лице его застыло хорошо знакомое мне выражение, означавшее, что случилось нечто, возможно, не заслуживающее названия неприятности, но достаточно серьезное и требующее моего внимания.

Я выпрямилась и устремила на него вопросительный взгляд.

– Луиз!

Я молча кивнула.

– Да, она проснулась, – сказал он в телефон. – Думаю, вы должны рассказать ей все, что только что рассказали мне.

Он подошел, вручил мне телефон и, не сводя с меня глаз, опустился в кресло. Обеспокоенная, я прижала телефон к уху.

– Алло?

– Привет, Луиз. Это Вэл Морейн – помните, экскурсовод из Уксусного дома, в Кварри Аржент. – Голос Вэл звучал приглушенно, словно она опасалась, что ее могут подслушать. – Я не хотела вас беспокоить, просто подумала, что стоит позвонить и узнать, как вы себя чувствуете.

– Очень мило с вашей стороны, – растерянно пробормотала я. – Чувствую я себя неплохо, анализы в порядке. Конечно, какое-то время придется принимать лекарства… Вот, собственно, и все. А у вас… есть какие-нибудь новости?

– Нет, я только… – В трубке повисла пауза, и после Вэл произнесла более твердым голосом, словно наконец решившись: – Я сейчас в музее. К нам приехал молодой человек по имени Вроб Барни. Сейчас он беседует с Бобом Тирни о вашем проекте.

Ум мой был все еще поглощен трагедией супругов Уиткомб, поэтому смысл услышанного дошел до меня не сразу.

– Что? – наконец выдавила я из себя. Саймон кивнул и плотно сжал губы.

– Он появился в музее примерно полчаса назад и сразу начал расспрашивать Боба о миссис Уиткомб, ее фильмах, документах, имеющих к ней отношение, и книге, которую вы собираетесь писать. Ну, Боб с удовольствием продаст собственную бабушку всякому, кто проявит интерес к истории нашего города. Ему и в голову не приходит, что есть люди, с которыми нужно быть настороже. А я… Мне сразу показалось, в этом парне есть что-то… подозрительное. Поэтому я и решила позвонить вам, мисс Кернс. Вы его знаете? Ему стоит доверять?

– О да, я прекрасно знаю Вроба Барни и он совершенно не из тех, кому стоит доверять. – Я так плотно сжала челюсти, что заломило в висках. Однако волна злобы, поднявшаяся в душе, словно выпустила на свободу прежнюю Луиз, и потому даже боль показалась мне приятной. – Послушайте, Вэл, вы бы не могли оказать мне маленькую услугу? Передайте телефон Вробу. Скажите, что я хочу перемолвиться с ним парой слов.

В трубке вновь повисла пауза.

– Вы уверены, что это хорошая идея? – наконец спросила Вэл.