Может, моей рукой водили духи, как на сеансах Кэтрин-Мэри дес Эссентис. Спириты вроде как утверждают, что это возможно. Я почти видела, как миссис Уиткомб сидит в темной комнате, наблюдая, как Кэтрин-Мэри торопливо выводит на бумаге строки, диктуемые призраками или ангелами, советы из иного мира. Интуиция подсказывала мне, речь шла о главном деле ее жизни, которое она сумела завершить с помощью Сидло, – фильме, который она смотрела в поезде, фильме, сгоревшем во время показа, ее единственном истинном творении. Там содержался ответ на роковой вопрос, который Госпожа Полудня задает на поле, залитом беспощадным солнечным светом, наставив на своего собеседника лезвие сверкающего меча. Отвратительный запах и голос, этот голос. Голос, который миссис Уиткомб слышала один раз в жизни и никогда не могла забыть.
В самом низу страницы, последняя запись, сделанная мельчайшими буквами, даже более мелкими, чем фраза, скрытая пятном, которую мне с таким трудом удалось разобрать.
Позднее, выискивая доказательства того, что этот призрачный разговор действительно происходил, я нашла несколько страниц вырванных из блокнота миссис Уиткомб много лет – точнее, десятилетий – назад, пожелтевших от времени, с обтрепавшимися краями. Но сейчас, очнувшись, я испытала только облегчение, такое сильное, что оно граничило с тошнотой; мучительная головная боль улеглась, и, хотя меня сотрясала дрожь, я чувствовала себя вполне сносно. В голове у меня было легко, пусто и темно; я наклонилась вперед, упершись руками в колени, и блокнот едва не соскользнул на пол; однако я успела поймать его и бережно отложила в сторону. Наверное, Саймон ощутил движение, потому что он повернулся на бок, что-то сонно пробурчал, пошарив перед собой рукой, нащупал мое бедро и погладил по нему, словно пытаясь меня поддержать.
– Как ты себя чувствуешь? – пробормотал он сонно. – Кажется, я слышал… Что-то тревожное.
– Я работала, а потом уснула. И видела скверный сон.
– Это неприятно.
– Да уж, – вздохнула я.
Совсем рядом раздалось какое-то жалобное поскуливание. Обернувшись, я увидела, что в комнату вошел Кларк. Волосы у него насквозь промокли от пота и торчали в разные стороны, взгляд остекленевших глаз блуждал, под ними темнели круги, на виске пульсировала синяя жилка, которой я не замечала прежде.
– Господи боже, зайка, ты меня испугал! – Саймон, окончательно разбуженный, открыл глаза и сел в постели. – Что случилось? Ты видел страшный сон?
– Не видел, – дрожащим голос ответил Кларк, наклонился вперед, и его вырвало прямо мне на колени.
Хотя больница Святого Михаила была ближе, мы решили ехать в больницу Sick Kids. Помимо того что рвота Кларка имела жуткий запах и устрашающий черно-зеленый цвет, в ней виднелись остатки каких-то клубней, не имевших никакого отношения к тому, что он ел минувшим вечером. К тому же у него явно была высокая температура. Стоило мне коснуться его пылающего лба, пальцы защипало. Пока Саймон вызывал такси, я быстро переоделась и переодела Кларка. Через несколько минут мы все уже сидели в машине, Кларк, сгорбившись, стонал над пластиковой салатной миской. Когда мы добрались до больницы, миска наполнилась почти до краев, так что нам было что предъявить персоналу. Кларка быстро увезли, оставив нас ждать. Взяв себя в руки, я позвонила маме и, стараясь говорить как можно спокойнее, рассказала о том, что произошло.
– Я еду в больницу, – заявила она тоном, не терпящим возражений. Я. впрочем, и не собиралась возражать.
Комната ожидания в больнице Sick Kids – это огромное пространство, в котором раздается эхо. С одной стороны от нее находятся Макдоналдс и Старбакс, с другой – самый большой в Торонто магазин безглютеновых низкоаллергенных продуктов. Повсюду огромные плоские экраны, которые непрерывно транслируют Treehouse TV [13]
. К счастью, ночью звук выключают. Мы с Саймоном сидели, взявшись за руки и не глядя друг на друга. Я неотрывно смотрела на пакет с вещами Кларка, который собрала перед выходом: две смены одежды, пушистое белое одеяло, несколько мягких игрушек, его любимые книжки и айпад.– Ничего не понимаю, – пробормотал Саймон, обращаясь в пространство. – Вечером он выглядел совершенно здоровым. Разве нет?
– Мне тоже казалось, что он совершенно здоров, – согласилась я.
– У детей инфекции развиваются быстро. Моментально поднимается температура, а потом так же быстро спадает. У меня было именно так… по крайней мере, так рассказывали мама и папа.
– Да, я тоже помню, как твоя мама рассказывала мне о чем-то в этом роде. О том, как ты и твоя сестра переболели лихорадкой, которая вырубила вас обоих на неделю.