Экспериментальный фильм

Предельно увеличив фото, я изучала его не меньше минуты. Кларк, танцующий в своей спальне, айпад, скорее всего, был установлен на кровати так, чтобы он мог видеть себя на экране. Я поворачивала планшет так и сяк, но не видела ровным счетом ничего странного или удивительного. Костлявая грудь моего сына, его тощие ноги, выделывающие дикие коленца, застывшая на лице крокодилья ухмылка.

И вдруг я увидела – и тут же поняла, что это. Кто это. Она.

С большой буквы «О».

В углу, у дверей, виднелось некое двухмерное изображение – такое плоское, что человек, не бывавший в комнате Кларка, мог бы принять его за картину на стене. В точности такое изображение я видела на мониторе, сидя рядом с Сафи и Малин: изображение звукового файла, спектрограмма с камеры. Изменилась лишь цветовая гамма: вместо разнообразных оттенков серого – блеск меди и золота, сверкающее серебро, отдающее голубизной.

Госпожа Полудня стояла в углу комнаты Кларка, простирая к нему свои крылья, устремив на него взгляд, неподвижный, нечеловеческий взгляд, хищный, как у пикирующего на добычу ястреба. Рильке писал, что каждый ангел ужасен. Она не была исключением из этого правила.

И Кларк улыбался ей, он смотрел ей прямо в глаза, словно хорошо ее знал, и радовался, что видит вновь. Словно она была его давним другом, обычно невидимым. Так широко и радостно он улыбался только своему «другу папе» и иногда, очень редко, мне.

– Что не так?

Я едва узнала голос Саймона, столько в нем звучало тревоги и недоумения. Стоило мне услышать этот голос, все во мне замерло. Полагаю, выражение моего лица многое сказало ему без слов. Я не представляла, с чего начать, как пуститься в объяснения, не убедив Саймона и маму, что я сошла с ума, – впрочем, я боялась, что именно это со мной произошло. Я должна была посмотреть ему в лицо, но когда наши взгляды встретились и ужас, столкнувшись с растерянностью, высек сверкающую искру, я смогла лишь пробормотать невнятное:

– Так, ничего.

Мои сгорбленные плечи, бегающий взгляд, переплетенные пальцы и плотно сжатые губы безмолвно молили: не спрашивайте ни о чем, не спрашивайте, не спрашивайте…

Саймон, будь он один, возможно, внял бы моей мольбе и предпочел отступить. Но не мама. Она обладала врожденной способностью подмечать именно то, что люди хотели бы скрыть, и без малейших колебаний призывала их к ответу, в особенности если считала, что речь идет о важных вещах.

– Ответь на вопрос, Луиз.

– Не знаю, что вы прицепились к этой фотографии. – Тут, слава богу, телефон мой пискнул – уведомление в календаре. Едва сдержав вздох облегчения, я вскочила и схватила сумку.

– Мне нужно идти.

– Что?!

– Я же сказала, мне нужно идти. Мне нужно…

…убежать от тебя и от него как можно дальше. Возможно, это уйдет вместе со мной и оставит вас в покое. В конце концов, оно преследует меня. Нет, не оно, а она…

(Она)

Вряд ли. Я увидела это слово так отчетливо, словно оно была написано у меня в мозгу, мелким почерком Артура Макалла Уиткомба. Буквы сливались воедино, мозг сливался с костью. Вряд ли она оставит их в покое…

– У меня назначена встреча. И я не могу ее отменить.

– Какая еще встреча?

– Важная! – я сунула Саймону телефон, чтобы он прочел уведомление собственными глазами. Надела рюкзак, сняла с вешалки пальто, перекинула его через руку.

– Встреча в Национальном киноархиве, мама. Связанная с нашим проектом. Мы с Сафи должны представить Яну Маттеусу все, что успели сделать. Ввести его в курс дела.

– Ты что, шутишь?

– И не думаю. Саймон, ты же помнишь, что на сегодня назначена презентация? – Я устремила на него умоляющий взгляд. Он не кивнул в ответ, но отрицательно качать головой тоже не стал. – Мама, неужели ты думаешь, что я проделала такую огромную работу впустую? Я должна быть на презентации. Это не такая встреча, которую можно пропустить.

– Твой сын в больнице, Луиз. Думаю, они поймут, если ты…

– Нет, не поймут.

– Откуда ты знаешь?

– Конечно, я ничего не знаю и не могу знать. Я забыла, что все на свете знаешь только ты.

Мама съежилась, как от удара. Брызги моего яда попали даже на Саймона, он встал, сжал мою руку повыше локтя и предупреждающе проронил:

– Луиз.

Я по-прежнему буравила глазами маму, ее застывшее лицо, вызывавшее у меня желание пренебрежительно фыркнуть или издевательски ухмыльнуться. Не слишком разумно, но после этой безумной ночи я на это и не претендовала.

Так что…

– Что, ты думаешь, случится, если я не уйду? – спросила я дрожащим голосом. – Можно подумать, если я не буду находиться на достаточно близком расстоянии, мой сын никогда не очнется! Врачи, как мы выяснили, пока ни черта не понимают. Он или поправится, или нет. Все, точка. И от меня, буду я сидеть здесь или находиться где-нибудь в другом месте, ровным счетом ничего не зависит. Точно так же, как твое присутствие – и отсутствие Саймона – в больнице Святого Михаила никак не повлияло на состояние моего здоровья.