Я продолжала таращиться на экран, где вновь и вновь показывали кадры с места происшествия: здание, сначала охваченное пламенем, затем обугленное, дымящееся, залитое водой, в конце концов превратившееся в подобие выдолбленной тыквы из расплавленного стекла и покореженного огнем металла. Глядя на эти кадры, я представляла себе те, что по телевизору не показывали: обгорелый труп Яна Маттеуса под простыней или в черном пластиковом мешке; дело жизни миссис Уиткомб, превратившееся в пепел. Двенадцать тысяч долларов гранта, из которых я уже потратила не менее пяти на исследования, предмет которых стал ныне куда более призрачным, чем прежде. Черт побери, если правительство, проведя расследование, решит потребовать деньги назад, взять их мне совершенно неоткуда. И так далее и так далее.
Две недели назад передо мной открывалось столько возможностей, что голова шла кругом. По телефону мы с Вробом мерялись пиписьками, и мне удалось нанести ему сокрушительный удар своим метафорическим членом и убежать хохоча. Конечно, через несколько дней мне пришлось корчиться в судорогах на полу теплицы, ощущая, как мозг шипит и плавится под раскаленным взглядом Госпожи Полудня. Но, подобно бедному Арту Уиткомбу, тогда я еще не понимала, что к чему. Ни одна из многочисленных странностей, с которыми я сталкивалась до сих пор, не отменяла состояния восторга, почти экстатического воодушевления, охватившего меня, едва я прикоснулась к этой теме. Да, я испытывала небывалый подъем духа… до того самого момента, когда мне пришлось осознать, что, приняв безрассудное и самоуверенное решение вытащить на свет божий давно забытые творения бывшей Гизеллы Вробль, я подвергла риску не только себя.
Если бы платить пришлось только мне, я смирилась бы с этим безропотно, ибо в глубине души ожидала, что платить рано или поздно придется. Сознавала, что не заслуживаю лучшей участи и, вероятно, заслуживаю даже худшей.
Когда ты поняла, что ненавидишь себя, Луиз? Я задавала себе этот вопрос снова и снова. Учитывая произошедшие события, точнее будет спросить: когда ты поняла, что любить тебя не может никто, даже ты сама?
Почему, черт возьми, человек не может быть другом себе самому?
Дело рук Вроба, думала я, глядя на дымящийся остов здания. Но причина того, что он решился на преступление, – я. Да, я, как ни ужасно это признать, я, пнувшая его, когда он упал, и посмеявшаяся над ним. После этого он решил одержать победу любым способом.
В итоге это означает, что случившаяся катастрофа – моя вина. По крайней мере, в значительной степени. Хотя я ничего не поджигала.
– Как ты думаешь, это сделал Вроб Барни? – спросил стоявший рядом Саймон, словно прочитав мои мысли.
– Нет, – ответила я только для того, чтобы услышать это самой. – Если искать виноватого, то это я.
Конечно, Саймон ждал объяснений, но времени давать их не было. Приехали его родители, и мы немедленно переключились в режим встречи и приветствий. Мама Саймона обняла меня, пока папа Саймона поглаживал ее по спине. Глаза наши встретились, и взгляд его был полон такого сочувствия, что мне захотелось плакать. Саймон рассказал то немногое, что нам было известно о внезапной болезни Кларка. После этого моя мама взяла нить беседы в свои руки, позволив нам отступить на задний план и вернуться к прерванному разговору.
– Послушай, солнышко, – произнес Саймон так тихо, что никто, кроме меня, не мог разобрать его слов. – Я понимаю, день выдался во всех отношениях тяжелый. Наверное, под воздействием стресса ты решила взвалить на себя ответственность за все проблемы и неурядицы, которые случаются в этом мире. Но, учитывая, что я тоже не возлежу на ложе из роз, мне бы хотелось узнать, что ты имеешь в виду.
Я вперила в него долгий взгляд, чувствуя, что необходимость пускаться в объяснения приводит меня в отчаяние. Тем не менее, собравшись с силами, я кивнула и выдавила из себя:
– Ты прав. Пора поговорить начистоту.
Саймон растерянно моргнул, возможно, удивленный тем, что я так легко согласилась. Он кивнул головой в сторону семейной группы.
– Пойду скажу им, что нам с тобой нужно какое-то время побыть наедине. А ты пока сходи в туалет, умойся и все такое. После встретимся в кафе. Можем в здешнем Старбаксе, можем в «Тиме» поблизости, на углу.
– Лучше в «Тиме». Если уж я решила рассказать тебе все, надо отойти от родителей на безопасную дистанцию.
– Договорились, – кивнул Саймон и добавил, пристально взглянув на меня: – Ты действительно решила рассказать мне все?
– По крайней мере, я готова попробовать.
– Уже хорошо.