Эксперименты империи. Адат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Первые годы в Оренбурге И. Я. Осмоловский проводил насыщенно и разнообразно: был переводчиком при ОПК, исполнял обязанности чиновника особых поручений, что позволяло ему совершать частые поездки в Казахскую степь[314]. В 1848–1849 гг. служебные обязанности не отнимали у И. Я. Осмоловского слишком много времени и он находил возможности для организации научного досуга в Оренбурге[315]. К 28 годам он в дополнение к изученным ранее турецкому, арабскому, персидскому и татарскому языкам освоил казахский и чагатайский[316]. Позже начальник ОПК В. В. Григорьев высоко оценивал способности своего подчиненного, проявленные при исполнении некоторых поручений администрации в Казахской степи, отмечая, что Осмоловский знал «основательно язык киргизов»[317]. В эти годы на И. Я. Осмоловского возлагалась обязанность подготовить не имевший прежде аналогов сборник правительственных постановлений и законов по Зауральской Орде с момента присоединения к Российской империи и по текущий момент, который он успел довести до 1775 г.[318] Интерес к восточным культурам, развившийся в годы учебы в Астраханской гимназии и Казанском университете, мотивировал востоковеда к организации самостоятельных экспедиций в Казахскую степь. Нужно заметить, что такого рода предприятия в целом поощрялись местными властями. Инициатива И. Я. Осмоловского по поводу путешествия вглубь Зауральской Орды в целях «ознакомления с дальними киргизскими родами» была удовлетворена оренбургским и самарским генерал-губернатором В. А. Перовским практически сразу же — в мае 1852 г.[319], а несколькими месяцами ранее (в феврале того же года) другой чиновник ОПК — Г. С. Карелин — также получил разрешение на организацию научных изысканий в уральских степях[320]. Очевидно, что начальник губернии придавал этим миссиям не только научное значение. С этой точки зрения поездка И. Я. Осмоловского должна была принести двойную пользу: с одной стороны, научная миссия, связанная с изучением местных языков, а с другой — важность сведений (этнографических, политических, экономических и др.), способных облегчить продвижение империи в сторону границ Хивинского и Кокандского ханств. Четырехмесячные передвижения по дальним казахским аулам вблизи реки Сырдарьи позволили реализовать и научную, и политическую задачу[321].

Помимо ученых и бюрократических занятий, И. Я. Осмоловскому приходилось участвовать в практическом политическом регулировании. В период с 1848 по 1853 г. ОПК активно использовала его по драгоманской части. Для российского правительства драгоманы из русской или европейской среды были не просто переводчиками с формальными обязанностями по точной передаче содержания текста, но и доверенными лицами империи, искусными дипломатами, т. е. деятелями, на которых империя могла бы положиться в непредсказуемой и тонкой дипломатической игре[322]. «Драгоману надо приучить себя, — писал в конце XIX в. ветеран этой службы, — ко всякого рода ответам и возражениям ex-promto и ex-abrupto — и это на языке, тонкости которого далеко еще им не усвоены… При производстве переговоров, знакомство их (драгоманов. — П. Ш., П. С.) с характером главных сановников правительства и их умения согласовать действия свои с истиной… делает услуги их в высшей степени важными»[323]. Таким образом, драгоман становился доверенным лицом имперской дипломатической службы, его знания и опыт служили залогом успешной внешней политики. В середине XIX в. к использованию драгоманов из местной и особенно мусульманской среды власти относились настороженно. Рассуждая в таком духе, В. В. Григорьев писал, что если представится возможность, то следует избегать поручать данные обязанности в Казахской степи мусульманам[324].