Экспресс на 19:45

– Любовь похожа на удар молнии. Иногда боль неизбежна. Мы не выбираем, кого и за что нам любить. И не можем заставить себя полюбить тех, кто нам не мил.

«Но я люблю тебя, – хотела возразить она. – Всегда любила. Возможно, тогда я просто не понимала, что такое любовь».

Она не стала произносить этого вслух. Сидела молча, завороженно вглядываясь в огонь.

– А Белла? Тоже удар молнии? – наконец заговорила она.

Его губ коснулась легкая улыбка.

– Белла? Полагаю, мы просто были очень хорошими друзьями – и приняли это за любовь.

– Вот уж не худший повод пожениться.

Уж она-то знала.

– Ну да, – согласился он. – Не худший, но в конечном счете – недостаточный. Людей должно тянуть друг к другу. В браке нужна страсть. Даже если с течением времени она пройдет, перерастет в дружбу – она может стать основой крепких отношений. Но если влечения нет с самого начала, нам всегда будет чего-то не хватать. Знаешь, ей серьезно нравились девушки. Всю жизнь. Просто она не могла этого принять. Пока не попробовала.

– Сочувствую, – вздохнула Селена. – Я знаю, каково это – обнаружить, что любимый человек не такой, каким тебе представлялся.

– Не сомневаюсь.

Уилл держался на расстоянии. Уступил ей диван, а сам устроился в большом кресле напротив. Воздух в комнате разве что не искрил от ошибок, которые они могли вот-вот совершить. Это казалось таким простым, таким заманчивым. Но… нет. Селена была слишком верной, Уилл – слишком порядочным. Что бы Грэм ни натворил, изменять ему она не станет.

Оба молчали. Несколько минут спустя Уилл встал.

– Пойду сменю белье на кровати, – сказал он. – Я посплю на диване.

– На диване буду спать я.

– Ни за что, – отрезал он. – Не спорь.

Уилл уже спал, когда Грэм взялся названивать ей. Трубку она брать не стала. Ее мужа это не смутило, он продолжал заваливать ее сообщениями до трех ночи.

Пожалуйста, вернись домой.

Прости меня.

Мне просто нужно пространство

и время, чтобы подумать, Грэм.

Смирись и дай мне это сделать.

Ты когда-нибудь сможешь

меня простить?

Сможет ли она? Сможет ли когда-нибудь его простить? Она не знала.

– Пауло зовет завтракать, – сообщил Оливер.

– Беги, – ответила она. – Созвонимся после школы. Люблю тебя, дружок.

– И я тебя люблю.

– Все хорошо, – заверила она сына. Как часто родителям приходилось повторять эти слова? – Все в полном порядке.

Повисла напряженная пауза. Она ждала, чувствуя, что Оливер хочет сказать что-то еще. Наконец он выдавил:

– Мам, давай ты положишь трубку первая.

– Люблю тебя, – повторила она. – Обними за меня Стивена.

– Люблю тебя, мама.

Разговор камнем лег на сердце. В какой же бардак превратилась окружающая ее действительность. Спроси ее кто-нибудь о жизни всего лишь год назад, она бы без запинки ответила, что все почти идеально. Она была уверена, что кризис их с Грэмом отношений давно миновал. Она сидела дома с мальчиками, а муж ходил на любимую работу.

Но все в этой жизни – даже хорошее – имело свойство заканчиваться.

Телефон разразился очередным сообщением от Грэма.

Как твоя ночь с Уиллом?

Все как раньше?

Не смеши меня, он спал на диване.

Да ладно.

Я никогда тебе не изменяла.

И не собираюсь начинать.

Я знаю. Прости. Ты так и не ответила.

Сможешь ли ты когда-нибудь

простить меня? Мы будем снова вместе?

Еще один вопрос, ответа на который она не знала.

Свой путь она представляла: продаст дом, вернется на Манхэттен. Будет усердно работать. Смело нырнет в неизвестное будущее. Затем она подумала об Оливере и Стивене, об их счастливой жизни, которая неминуемо рухнет, и сердце у нее упало. Она вела себя в точности как мать: терпела, унижалась ради детей, увядая под слишком тугой маской, призванной скрыть правду.

Телефон снова назойливо звякнул. Опять Грэм.

Вот черт.

Что?

Здесь копы.

Если это была хитрая уловка, его план удался. Она набрала его номер, но звонок был переадресован на голосовую почту. В горле у нее пересохло, в животе все сжалось.

Зачем полицейским являться в такую рань?

Положив трубку, она отправилась на кухню, прекрасно оборудованную, как и все прочие комнаты Уилла. Ее уже ждал кофе, сваренный в до блеска отполированной кофемашине, цена которой была сравнима со стоимостью подержанного «Фольксвагена». Она взяла пульт и, включив телевизор, почувствовала, как закружилась, зашаталась комната. Ее мир решил рухнуть окончательно.

На экране была фотография Женевы – милой белокурой улыбчивой Женевы. Красивую картинку омрачала размещенная под ней ярко-красная надпись: «Пропала няня».