Экстрасенс разбушевался

Мы пришли. Члены делегации толпились у накрытого стола. Не садились – ждали хозяев. Воронов познакомил нас с переводчиком Сергеем, которого так и тянуло звать Сережей и куратором с говорящей фамилией Слизень. Имя-отчество у кагэбиста было пафосным – Вилор Кимович[11]. На нас с Викой он вытаращился, как на восставших из ада.

— Михаил Иванович и Виктория Петровна прилетели днем раньше, — объяснил министр. — Захотели Германию посмотреть.

Кагэбист сглотнул и вытащил из кармана пачку сигарет.

— За столом попрошу не курить, — цыкнул я. — У меня жена беременная.

Слизень наградил нас злобным взглядом и вышел. Почти тут же явилась принимающая сторона: управляющий клиникой Шредер и профессор Вольф. Познакомились, расселись и приступили к ужину. Нам подали запеченную рульку, гороховый суп с ветчиной, колбасную нарезку. Пиво, шнапс, вино по желанию гостей. Немцы налегли на пиво, мы отведали шнапса, Вика и Сережа попросили вина. Глотнув немецкого самогона, Воронов сморщился и поставил на стол извлеченную из портфеля «Столичную». Немцы оживились и придвинули свои рюмки ближе. Знакомая история.

Атмосфера за столом быстро потеплела. Завязалась беседа специалистов. Медики всегда поймут друг друга. Воротившийся с перекура кагэбист в разговор не вмешивался – мрачно пил и ел. Воронов согласовал со Шредером повестку завтрашнего дня, уточнив ряд деталей. До обеда – доклады министра и Терещенко, после – показательные выступления фигуристов. Пардон, целителя.

— Сколько детей вы готовы исцелить, герр Мурашко? — обратился ко мне Шредер.

— Сколько есть? — поинтересовался я.

— Мы приготовили десять пациентов с разной стадией ДЦП, — подключился Вольф. — Их родители дали согласие на участие в эксперименте.

— Среди пациентов есть больные олигофренией?

— Нет, — покрутил головой профессор. — Мы наслышаны, что с такими не работаете.

— Значит, всех и исцелю.

Немцы вытаращились на меня.

— И еще, — подбросил я хворосту в огонь. — У вас есть слепые дети?

— Вы и слепоту лечите? — изумился Вольф.

— Если сохранилось хоть немного зрения. Два-три процента.

Профессор переглянулся с управляющим.

— Поищем, — кивнул Шредер. — Сколько будет, не скажу, предстоит согласовать с родителями, но найдем.

На том и порешили. Управляющий раздал членам делегации конверты с командировочными. В номере мы с Викой посчитали – 150 марок на нос. Небогато, но хоть что-то.

— Завтра у нас напряженный день, — объявил на прощание Шредер. — А вот следующий в вашем распоряжении. Можете осмотреть город, посетить магазины, приобрести сувениры для родных. Или побывать, скажем, в варьете, посмотреть стриптиз, — улыбнулся он, показав вставные зубы.

— Никакого стриптиза, товарищи! — поспешил куратор, едва немцы удались. — Мы же советские люди.

Я едва не расхохотался. В прошлой жизни слышал историю. Группа советских туристов посетила Будапешт. Среди них, естественно, был куратор. Строго наблюдал, чтоб никто из группы не позволил себе лишнего, обличал загнивающий Запад и подпавших под его влияние венгров. На прощание хозяева отвели советских туристов в варьете. Полуголые девочки танцевали канкан. Помешать им куратор не мог, потому мрачно пил. Алкоголь снес ему тормоза. Подбежав к сцене, куратор принялся целовать девочкам ноги и хватать их за всякие места. Еле оттащили. Всю обратную дорогу в СССР ревнитель морали просидел, не поднимая головы…

* * *

Медицинская конференция – это скучно. Калька с партийных собраний в СССР. За столом на сцене – члены советской делегации, представители принимающей стороны, в зале – персонал клиники. Ее лучшие врачи, как сказали нам. Поначалу немцы смотрели на нас с любопытством, но потом заскучали. Было отчего. Воронов вспомнил, что он министр, и посвятил свой доклад успехам советской медицины. Цифры, факты, проценты. Где столько наковырял? На фига это немцам? Эстафету перенял Терещенко. Рассказал о своей клинике, замечательном персонале, который, не жалея сил… Пациенты все, как мухи, выздоравливают. Об отделении для детей с ДЦП только упомянул. Дескать, есть такое, и добилось выдающихся успехов. А каких именно, расскажет заведующая отделением.

Вика вышла к трибуне третьей.

— Только не вздумай про космические корабли, которые бороздят просторы Большого театра, — шепнул я. — Не уподобляйся своим начальникам, не то все уснут. Только цифры и факты.

Любимая не подвела. Сообщив дату создания отделения, численность персонала, назвала цифру излеченных детей.

— У меня все, — завершила доклад.

— Извините, фрау! — вскочил в зале какой-то растрепанный тип. — Я профессор Хоффман. Правильно ли я расслышал цифру? Три тысячи семьсот сорок восемь исцеленных детей?

— Именно так, гер Хоффман, — подтвердила Вика, выслушав перевод от Сережи.

— И все это за семь месяцев с небольшим? Силою четырех врачей и шести медсестер?

— С нами еще работает целитель, — улыбнулась любимая. — Ему и принадлежит главная заслуга. Я не включила его в число персонала, поскольку Михаил не состоит в штате клиники. Трудится как привлеченный специалист.

— Извините, фрау, но не верю! — заявил встрепанный. — Этого не может быть!