Надежде почему-то стало его жалко, она даже сама прослезилась, а Александра лишь надменно фыркнула.
— Это он звонил насчёт кавказцев, — сказал Виктор Степанович. — Он, сука!
— Кто? — заорал Александр. — Кто звонил?
— Головкин, дружок мой бывший. Чтоб ему провалиться, психиатру сраному. У меня квартиру взорвали. Террористы.
— Да ты что?! — притворно ужаснулся Иван.
— Мне теперь жить негде. Кстати, где я?
Он беспокойно закрутил головой по сторонам. Отец Алексей громко откашлялся.
— Саша, мы так и не договорили. Как насчёт храма?
Тот не обратил внимания на его слова.
— Ты что, хочешь сказать, что никаких кавказов не было? — спросил он врача.
— Нет. Это Головкин придумал. Ты же …вы же сами хотели, чтобы вам жути нагнали. Вот и нагнали.
Иван начал истерически хохотать. Он схватился руками за живот и согнулся пополам.
— Ой, не могу! — чуть ли не визжал он, задыхаясь. — Ой, держите меня, животик болит! Ха — ха! Что же это получается? И джип и ларьки, просто так взяли и разбомбили?
Александр молча взял со стола запечатанную бутылку, с треском свинтил крышку и залпом выпил всю водку до последней капли.
— Как насчёт храма? — спросил поп.
— Значит, никаких кавказов не было? А кого же мы тогда в квартире взорвали?
— В какой квартире? — не понял Толоконный.
— Теперь уж и не знаю. Позвонили, сказали адрес, типа, откуда был сделан звонок.
— Это он, — зарыдал врач и тоже было потянулся к бутылке, но получил от бдительного Ивана по рукам. — Головкин, гад.
— Где он живёт? — спросил Александр.
— Зачем вам? — испугался врач.
— В гости съездим, потолкуем. Что-то я не очень верю в твою бредятину.
— Вы чё, падлы, в натуре, из себя корчите?! — заорал вдруг отец Алексей. — Какого хрена?
Виктор Степанович перевёл на него взгляд и тут догадался, кем был до принятия духовного сана этот святой отец. Скорее всего — матёрым уголовником.
Александр тоже посмотрел на попа, но немного по другому, будто сквозь стену.
— Слушай, Замазка, — сказал он угрожающе. — Если ты ещё раз так заорёшь, я всей братве расскажу, кем ты на зоне чалился.
— Не надо! — сдался тот сразу, идя на попятную.
— Тогда заглохни и не мешай базарить. Бабы, мы уезжаем.
Александра молча поднялась, а за ней и Надежда в своём крикливом одеянии.
— Заходите ещё, гости дорогие, — начал провожать их отец Алексей, при этом пялясь на два аппетитных зада. — А я буду молиться за вас.
Александр развёл руки в стороны.
— Извини, отец, — сказал он. — Дела.
— Я всё понимаю, — заискивающе улыбнулся поп. — Ну а как с храмом? Поможешь?
— В другой раз.
Иван подошёл поближе.
— И всё-таки вся твоя религия — дерьмо, — сказал он и, пьяно пошатываясь, вышел следом за женщинами.
— Бог тебе судья, сын мой.
— Ну что, Сусанин, веди давай.
Александр подхватил врача подмышки и потащил к выходу. Тот висел на нём безжизненной лапшой и не предпринимал ни малейшей попытки хотя бы пошевелить ногами.
Отец Алексей закрыл за ними дверь, перекрестил все углы и уселся на трон.
— Вот козлы! — вздохнул он и налил себе водки. — Всё настроение испортили. Чтоб вам пусто было. Аминь
Глава 13
Степанида Егоровна недолго находилась в пострации. Некоторое время побыв в коматозном состоянии, она всё же пришла в себя и решила действовать. К её чести, необходимо сказать, что женщина она была на редкость деловая в вопросах, касающихся личных интересов, поэтому, подумав немного, она решила бежать из больницы и срочно заняться восстановлением в семье утраченного порядка.
С утра ей полегчало, что, собственно говоря, и способствовало переключению мыслей со своего недуга на мужа-изменника. В том, что долго радоваться тому не придётся, Степанида Егоровна не сомневалась ни капли.
С дочерью, конечно, разговор особый будет, но это подождёт. В принципе, если разобраться как следует, детей на то и рожают, чтобы вырастить, выкормить и, в готовом для употребления виде, отдать в чужую семью. Отрезанный ломоть есть отрезанный ломоть и с этим придётся смириться, но вот мужа надо приструнить. Возраст то уже не тот, чтобы одной куковать и ждать смерти в полном одиночестве.
Наплевав на свою одежду(пусть ею медсёстры подавятся!), стараясь не привлекать ненужного внимания со стороны бдительного медперсонала, Степанида Егоровна аккуратно спустилась по лестнице и вышла во двор. Свежий воздух придал ей сил и бодрости.
— Ничего, ничего, старый кобелюка! — имея в виду, конечно же, мужа, со злостью произнесла она. — Отольются тебе ещё мои слёзки!
Если бы Геннадий Олегович смог увидеть её лицо в этот момент, он, скорее всего, тут же повесился бы, лишь бы только избежать праведного гнева супруги. Однако, именно в этот момент он бойко объяснял студентам первого курса устройство органов размножения одуванчика и не подозревал о надвигающейся угрозе. Судя по его игривым подмигиваниям юным студенточкам, учёный ботаник думал сейчас не о науке, а об их, таких же юных органах.