Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Кулымов вялыми пальцами раскрыл телефонную книжку, куда были занесены телефоны секретарей московских райкомов. Стал обзванивать одного за другим, отменяя завтрашнее мероприятие.

Сарафанов мчался по Москве в сторону Октябрьской площади, исполненный дурных предчувствий. Два звена в продуманной цепи операции были вырваны и расплющены. Колокольцев и Вуков не смогли взорвать Ефимчика и сами пали от пуль. Генерал Буталин, готовый поднять войска, был застрелен женой, а в полках, готовых к восстанию, произведены аресты офицеров. Вихрь, который он, Сарафанов, запустил в Москве, стремительный дикий волчок, сокрушавший врагов, будивший энергию дремлющего, околдованного народа, — этот вихрь был кем-то перехвачен и остановлен. Из него выдернули стержень и вставили другой. Развернули в противоположную сторону. И теперь таинственный смерч несся над сторонниками «Пятой Империи», сминал их планы, опрокидывая замысел Сарафанова.

Он въехал на Октябрьскую площадь, где высился монумент Ленина, окруженный бронзовыми солдатами и матросами. Обычно в дни праздников здесь гудела краснознаменная толпа, раздавались мегафонные вопли, играла революционная музыка, и множество людей выстраивалось в колонны вдоль Якиманки, чтобы мерным и мощным маршем двинуться к Каменному мосту, к Кремлю.

Сейчас продуваемая ветром площадь выглядела пустынной. Лишь разрозненные группки окоченелых стариков с красными бантами и сизыми носами бестолково кружили вокруг памятника. Так кружат чаинки в стакане чая, сталкиваясь и оседая на дно. Казалось, этих стариков вращает невидимый вихрь, ударяет о гранит монумента, о бронзовых солдат и матросов. Они стараются устоять на ногах, а их сносит по Якиманке, мимо французского посольства и церкви Иоанна Воина.

На площадь выскочил грузовичок с нарядными наклейками. Из кабины навстречу Сарафанову выпрыгнул предприниматель Молодых, в шубе, в бобровой шапке, к которой был пришпилен алый бант.

— Где же народ? Я привез еду! Бутерброды, горячий кофе! Где разгружаться? — он спрашивал Сарафанова, а сам оборачивал во все стороны оживленное лицо.

— Нигде не разгружаться, — тускло отозвался Сарафанов. — Народа не будет. Нигде никогда народа больше не будет. Нас обыграли. Садитесь и уезжайте. Ложитесь на дно.

— Я так и знал! — возопил Молодых. — Это подстава! Вы провокатор! Поп Гапон! Что будет теперь с моим бизнесом? Что будет с моим предприятием?

Он стянул с головы бобра, сорвал с него красный бант и кинул на землю. Ветер подхватил, завертел красную шелковую тряпицу. Молодых панически кинулся в кабину, и грузовичок умчался с площади.

Сарафанов смотрел, как кружится в вихре красная тряпица, и ее несет по заснеженной площади.

Отец Петр встал до рассвета и молился перед домашним киотом, в горячем сумраке, в котором пламенела большая малиновая лампада. Он обращал свое молитвенное чувство на старинный образ «Христа Распятого». Вокруг креста с золотистым, похожим на текущую смолу телом Спасителя собрались жены-мироносицы, апостолы, ангелы, а по обе стороны распятия в небе застыли алые шестикрылые серафимы. Этот образ был подарен отцу Петру его духовником, ныне почившим, который в годы гонений много притерпел от безбожной власти. По его словам, икона принадлежала когда-то Преподобному Иоанну Кронштадтскому, находилась в его домовой церкви. Теперь, стоя перед образом, отец Петр взволнованно думал, что когда-то в такой же утренний час склонялся перед образом великий подвижник, моля Господа о сбережении России, о спасении от жидов престола и августейшего семейства, о наущении и вразумлении Государя Императора, над которым уже нависла роковая тень. Отец Петр молился бессловесно, не мыслью и разумом, а сердцем, направляя на икону прожектор своей любви, получая от иконы ответный горячий отклик.

Сегодня отцу Петру предстояли деяния, которые он намеревался совершить без дозволения епархиального начальства, вопреки уложениям Патриархии. Он должен был явиться в храм и после краткой утренней службы обратиться к пастве с проповедью об одолении «ига иудейского». Увлечь народ из храма на улицу и крестным ходом, с иконами и хоругвями, двинуться по городу к месту, где соберутся толпы и явятся войска. Все вместе, распевая псалмы, вознося образа, они пойдут к Кремлю — месту, где засел Диавол. Изгонят его, освятят соборы, возвестят под колокольные звоны рождение нового великого Государства Российского.

Деяние, которое ему предстояло, грозило опасностью. В толпу с кремлевских стен могут стрелять, и, быть может, он падет, сраженный пулей. Или навстречу народу, не взирая на иконы и хоругви, выйдут свирепые наемники, станут давить и терзать народ, обратят его вспять, а его, отца Петра, схватят и подвергнут мучениям. Подымут на дыбу. Станут жечь огнем. Кинут на лед. Заморят голодом…

Все это предвидел отец Петр. Молил Господа укрепить его, послать народу победу, а если случится поражение, то укрепить дух в часы пыток, в минуту казни, чтобы он уподобился своим многострадальным предтечам, принявшим за Христа и Россию смертную муку.