Л а р и с а. Простите, но это... в том смысле, что вам нравится моя игра, мое искусство, то есть, как я это делаю...
Ч е х о в
Л а р и с а. Ну, конечно!
Ч е х о в. Я не видел.
Л а р и с а. Вы не были на моих спектаклях?
Ч е х о в. То есть, нет, я был. Давно. Господи, Лариса Петровна, ну, какое это имеет значение? Я вас люблю, понимаете? Вас, а не вашу Раневскую, Офелию, Катерину...
Л а р и с а. Я, признаться, удивлена. Что же вы хотите?
Ч е х о в. Вас!
Л а р и с а. В каком смысле?
Ч е х о в. В прямом, в переносном, в любом! Вы мне нравитесь, и я хочу жениться!
Л а р и с а. Вы бредите! Я замужем, у меня семья – муж, взрослая дочь, это невозможно! Постойте, а может, вы женитесь на Василисе? Она очень хорошая.
Ч е х о в. Лариса Петровна, вы что? Я видел вашу дочь семь минут.
Л а р и с а. А это не страшно, мы все уладим.
Ч е х о в. Боже мой, Лариса, да мне не нужна ваша дочь, я вас люблю!
Л а р и с а. Но... но... я... мне сорок лет!
Ч е х о в. Ну и что?
Л а р и с а. Я играю в театре!
Ч е х о в. На здоровье!
Л а р и с а. Но что я скажу мужу?
Ч е х о в. Ничего.
Л а р и с а. То есть, как?
Ч е х о в. Ну, так. Уйдем и все.
Л а р и с а. Но я вас не знаю. Кто вы?
Ч е х о в. Я драматург. Известный драматург. Мои пьесы идут, в основном, за границей.
Л а р и с а. А живете вы...
Ч е х о в. Везде! Штаты, Япония, Вена, Париж, Сингапур – всюду жизнь!
Л а р и с а. Вы романтик...
Ч е х о в. А вы?
Л а р и с а. И я... Но иногда мне кажется, что все уже было, и ничего не изменишь...
Ч е х о в. Глупости! Все только начинается. Взгляните на мир, он огромный!
Л а р и с а. Не такой уж огромный. Я видела мир. Видела людей: плохих, хороших, разных... Простите... Как называется ваша пьеса?
Ч е х о в. «Четная сторона Луны».
Л а р и с а. Интересно... Сколько времени вы потратили на нее?
Ч е х о в. Всю жизнь.
Л а р и с а. Вы считаете ее удачной?
Ч е х о в. Безусловно.
Л а р и с а. Наверное, вы долго выписывали характеры?
Ч е х о в. Однажды драматурга Александра Володина спросили тоже самое: «Какие характеры?! – возмутился он. – Я не пишу характеры. Я пишу про себя, и про ту бабу, которую люблю в данный момент!». Я понимаю, Лариса Петровна, вам страшно что-то менять, но, поверьте, многое может измениться в лучшую сторону.
Л а р и с а. Что вы предлагаете?
Ч е х о в. Бежать!
Л а р и с а. Бежать? Куда?
Ч е х о в. За границу.
Л а р и с а. Но мне и здесь хорошо!
Ч е х о в. Здесь? Да здесь вас никто не знает, и не узнает! Несмотря на все ваши «маски», «софиты» и прочее. Смешно! Ну, вот скажите: у вас часто берут автограф?
Л а р и с а. Нет, нечасто...
Ч е х о в. А цветы после спектакля дарят?
Л а р и с а. Иногда... На премьере.
Ч е х о в. Вот видите, иногда! У вас дар, огромный дар, а вы так вероломно хотите им распорядиться. Вы – талант, вы можете в кино сниматься – у Кустурицы, у Вуди Аллена, я не знаю, у Занусси, у кого хотите! Вместо этого вы сидите здесь, в этом жалком театре, играете замшелый репертуар классиков, и считаете себя счастливой! Лариса, милая, проснитесь, вам сорок лет!
Л а р и с а. Пожалуй... Но что же делать?
Ч е х о в
Л а р и с а. То что?
Ч е х о в
Л а р и с а. Ну, зачем вы так!
Ч е х о в. Вы очень изменитесь, Лариса. А я – нет. Я останусь прежним. «...ничто уже меня не успокоит./Ничто в огромном мире этом грешном/любимых грустных глаз твоих не стоит». Вы больше не пустите несчастного поэта на территорию ваших снов. Вы ведь знаете, что такое территория снов?
Л а р и с а. Я догадываюсь. Я должна...
Ч е х о в
Л а р и с а
Ч е х о в. Не вы, а я! Не прошу – умоляю...