Читаем Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая полностью

В этот день, как обычно в половине седьмого утра, Бурьенн спустился в кабинет, распечатал письма и положил их на большом письменном столе, причем самые важные снизу, чтобы Бонапарт прочел их последними и они остались у него в памяти.

Затем, когда часы пробили семь, он подумал, что пора будить генерала.

Но, к своему великому удивлению, он застал г-жу Бонапарт в постели одну и в слезах.

Излишне говорить, что у Бурьенна был ключ от спальни Бонапарта и в случае надобности он входил туда в любой час дня и ночи.

Увидев Жозефину одну и в слезах, Бурьенн хотел было удалиться.

Однако Жозефина, очень любившая Бурьенна и знавшая, что она может положиться на него, удержала его и велела ему сесть возле кровати.

Весьма встревоженный, Бурьенн приблизился к ней.

— О сударыня, — спросил он, — неужели что-то случилось с первым консулом?

— Нет, Бурьенн, нет! — ответила Жозефина. — Это со мной кое-что случилось…

— И что же, сударыня?

— Ах, милый Бурьенн, я так несчастна!

Бурьенн рассмеялся.

— Бьюсь об заклад, что я догадался, в чем дело, — сказал он.

— Мои поставщики… — пролепетала Жозефина.

— Отказывают вам в поставках?

— О, если бы только это!

— Неужели они имеют наглость требовать денег? — смеясь, спросил Бурьенн.

— Они угрожают мне судебным преследованием! Вообразите на минуту, в каком неловком положении я окажусь, дорогой Бурьенн, если судебная повестка попадет в руки Бонапарта!

— Вы полагаете, что они осмелятся?

— Более чем уверена.

— Но это невозможно!

— Вот, возьмите…

И Жозефина вытащила из-под подушки гербовую бумагу со штемпелем Республики.

Это было адресованное первому консулу судебное требование оплатить долги г-жи Бонапарт, его жены, на общую сумму в сорок тысяч франков за перчатки.

Случаю было угодно, что это требование, сбившись с пути, попало в руки жены, вместо того чтобы попасть в руки мужа.

Иск был предъявлен от имени г-жи Жиро.

— Черт побери! — воскликнул Бурьенн. — Это уже серьезно! Выходит, вы позволили всей вашей свите делать покупки у этой дамы?

— Вовсе нет, дорогой Бурьенн: эти сорок тысяч франков только за мои перчатки.

— Только за ваши?

Да.

— Стало быть, вы не оплачивали счета в течение десяти лет?

— Я расплатилась со всеми своими поставщиками первого января прошлого года, и на это потребовалось триста тысяч франков. Я так дрожу сейчас именно потому, что хорошо помню гнев Бонапарта в тот раз.

— И вы износили перчаток на сорок тысяч франков с первого января прошлого года?..

— Наверное, Бурьенн, раз с меня требуют такую сумму.

— Ну и чего же вы хотите от меня?

— Я хотела бы, чтобы, если Бонапарт сегодня утром в хорошем настроении, вы рискнули бы сказать ему о сложившемся положении.

— Но, прежде всего, почему он не подле вас? Не случилось ли семейной ссоры? — спросил Бурьенн.

— Нет, никоим образом! Вчера вечером, будучи в превосходном расположении духа, он ушел вместе с Дюроком, чтобы «прощупать», как он выражается, настроение парижан. Должно быть, он поздно вернулся и, чтобы меня не беспокоить, лег спать в своей холостяцкой комнате.

— Ну и если он в хорошем расположении духа и я заговорю с ним о ваших долгах, а он спросит, насколько они велики, что мне ему сказать?

— Ах, Бурьенн!

И Жозефина спрятала голову под одеяло.

— Стало быть, сумма ужасна?

— Она огромна!

— Ну так сколько?

— Я не решаюсь вам сказать.

— Триста тысяч франков?

Жозефина вздохнула.

— Шестьсот тысяч?..

Новый вздох Жозефины, еще более надрывный, чем первый.

— Признаться, вы меня пугаете, — сказал Бурьенн.

— Я всю ночь провела в подсчетах вместе с моей хорошей подругой, госпожой Юло, которая прекрасно разбирается в таких делах, тогда как я, да вы и сами знаете, Бурьенн, ничего в этом не понимаю.

— И вы должны?..

— Более миллиона двухсот тысяч франков.

Бурьенн отскочил назад.

— Вы правы, — промолвил он, на сей раз без всякой улыбки, — первый консул будет в ярости.

— Но мы признаемся ему лишь в половине долга, — сказала Жозефина.

— Так не годится, — произнес Бурьенн, покачав головой. — Раз уж на то пошло, советую признаться во всем.

— Нет, Бурьенн! Нет, ни за что!

— Но как вы добудете другие шестьсот тысяч франков?

— О! Ну, во-первых, я больше не буду делать долгов, от этого чересчур большие неприятности.

— Но другие шестьсот тысяч франков? — настаивал Бурьенн.

— Я выплачу их понемногу из своих сбережений.

— Вы не правы; поскольку первый консул не ожидает услышать о чудовищном долге в шестьсот тысяч франков, шуму из-за миллиона двухсот будет не больше, чем из-за шестисот. Напротив, чем сильнее будет удар, тем сильнее он ошеломит его. Он даст миллион двести тысяч франков, и вы навсегда рассчитаетесь с долгами.

— Нет, нет! — воскликнула Жозефина. — Не настаивайте, Бурьенн! Я знаю его, он впадет в свойственную ему бешеную ярость, а я совершенно не могу выносить его грубость.

В эту минуту послышался звонок, которым Бонапарт звал рассыльного, несомненно для того, чтобы узнать, где Бурьенн.

— Это он, — промолвила Жозефина, — он уже в кабинете. Идите скорее к нему, и, если он в хорошем расположении духа, вы…

— Миллион двести тысяч франков, не так ли? — спросил Бурьенн.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза