Эктор де Сент-Эрмин. Часть первая

«Вы понимаете, генерал, что в возрасте восьмидесяти шести лет, после почти шестидесяти лет службы отечеству, причем без малейшего перерыва, тяжело оказаться изгнанным отовсюду и быть вынужденным укрываться на Джерси и жить там на незначительное денежное пособие, которое правительство предоставляет французским эмигрантам.

Я говорю "французским эмигрантам", ибо меня заставили стать одним из них; у меня и в мыслях не было бежать, и единственное мое преступление заключается в том, что я являлся старейшим генералом в кантоне и был награжден большим крестом ордена Святого Людовика.

Однажды вечером ко мне пришли, выломали дверь и убили бы меня, если бы я не услышал крики соседей, однако у меня хватило времени лишь на то, что бежать в чем есть. Понимая, что во Франции моя жизнь под угрозой, я бросил все, что у меня было — ценности и недвижимость, — и, не имея более места в отечестве, где приклонить голову, приехал сюда, чтобы присоединиться к высланному брату, который, будучи старше меня, впал в детство, и я ни за что не покину его. Еще здравствует моя восьмидесятилетняя мачеха, получившая отказ в праве на вдовью долю, которую я выделил ей из моего имущества, и сделано это было под предлогом, что все мое имущество конфисковано. Так что я умру банкротом, если ничего не изменится, и это приводит меня в отчаяние.

Признаться, генерал, я мало знаком с нынешней манерой письма, но, сообразно прежней, остаюсь Вашим покорным слугой,

ДЮРОЗЕЛЬ БОМАНУАР».

— Итак, генерал, что вы на это скажете?

— Я скажу, — чуть дрогнувшим голосом ответил первый консул, — что подобные дела, когда слышишь о них, глубоко волнуют меня. Этот долг священ, Бурьенн; напишите генералу Дюрозелю ответ, и я поставлю на письме свою подпись. Отправьте ему десять тысяч франков для начала, ибо я намерен сделать гораздо больше для человека, оказавшего услугу моему отцу: я позабочусь о нем… Но по поводу долгов, Бурьенн, мне надо поговорить с вами о серьезных делах.

И, нахмурив лицо, Бонапарт сел.

Бурьенн остался стоять перед ним.

— Мне надо поговорить с вами о долгах Жозефины. Бурьенн вздрогнул.

— Вот как, — сказал он. — И кто же уведомил вас о них?

— Глас народа.

Бурьенн наклонил голову с видом человека, который не понял сказанного, но не осмеливается задавать вопросы.

— Вообрази, Бурьенн, — нередко, забывшись, Бонапарт говорил старому товарищу «ты», — я отправился на прогулку с Дюроком, чтобы самому послушать, о чем говорят в народе.

— И вам сказали много дурного о первом консуле?

— Да меня чуть не пришибли за то, что я дурно высказывался о нем, — со смехом ответил Бонапарт, — и, не пусти Дюрок в ход дубину, я думаю, нас бы задержали и препроводили на караульный пост в Водонапорной башне.

— Однако все это не объясняет мне, каким образом среди восхвалений в адрес первого консула возник вопрос о долгах госпожи Бонапарт.